– Шесть миль, – ответил сэр Норберт, – три ярда и восемнадцать локтей.

– Прекрасно, – сказал я, – вы просто чудо, сэр Норберт! От вашего зоркого глаза ничто не ускользнет. Вот уж с разведкой мне повезло… И что, через эту трещину никаких мостов?

Он улыбнулся польщенно, но тут же согнал улыбку и ответил серьезно:

– Увы, да.

Я сказал решительно:

– Тем более нужно принять меры, а это безобразие засыпать. Засыпать, утоптать и поверху проложить дорогу. Можно моего имени!

Норберт кивнул, Асмер и Бернард переглянулись, Бернард спросил с непониманием:

– Имени чего?

– Имени майордома Ричарда Длинные Руки, – сказал я рассерженно. – Самая красивая и вообще лучшая дорога в стране всегда носит имя верховного правителя! А также в каждом городе. Переулки и закоулки моим именем называть нельзя, урон престижу и подрыв авторитета. Сами понимаете…

Бернард пробормотал озадаченно:

– Во наш майордом дает… До такого даже Кейдан не додумался…

– Потому что дурак, – сказал я сердито. – Ладно, отменим, а то имя слишком длинное.

– А если просто имени Ричарда? – спросил Асмер.

Я покачал головой.

– А вдруг с каким-то другим спутают, помельче? Ну там Ричем Львиное Сердце, Ричардом Гиром, а то и вовсе Третьим, что был неплох, но не я, не я…

Асмер лицемерно поддакнул:

– Да, это точно!

Я посмотрел на него сердито, где-то он уел, а где – никак не пойму, потому ответил на всякий случай надменно и напыщенно:

– Для добродетели ни одна дорога не является непроходимой!

Мы прошли две трети пути, когда вернулись разведчики и сообщили, что дальше земли контролируют крупные воинские отряды противника. Норберт велел всем остановиться и ждать подхода главного войска. Передовые отряды брабанто-армландского войска идут достаточно быстро, останавливаясь только для короткого отдыха, через два-три дня будут здесь точно. Граф Ришар, как известно, даже на привалах велит сохранять боевой порядок, никакой враг не нападет внезапно.

Я не находил себе места, сэр Норберт посматривал с пониманием, я сказал в нетерпении:

– Не могу протирать задницу в седле без дела! Поеду посмотрю, что там впереди.

– Сэр Ричард!

Я выставил перед собой обе ладони.

– Никаких возражений. Мой конь вынесет из любой передряги. Да я и не собираюсь в них встревать. Не волнуйтесь, граф, я туда и обратно.

Он стиснул челюсти, во взоре негодование, но ответил сдержанно:

– Сэр Ричард, иногда вы ведете себя как избалованное дитя.

– Я и есть избалованное, – признался я. – Простите, сэр Норберт, но я человек в самом деле осторожный! И ни в какую дурь не полезу.

– А как в ней оказываетесь?

Я буркнул:

– Она сама на меня налезает.

Одинокий всадник никогда не выглядит опасным, разбойники нападают шайками. Не обращали внимания и группы конников, хотя, конечно, я замечал их издали и объезжал так далеко, что у них даже не возникало мысли послать за мной людей и проверить, кто я и зачем здесь.

Солнце еще не жжет, прячась то за одним облачком, то за другим, но воздух, сухой и горячий, моментально срывает капли пота и выпивает жадно. Зайчик идет ровным красивым галопом, не слишком быстро, чтобы не влететь сослепу в неприятности, я замечаю и усыпанные овцами зеленые холмы, и стада полудиких коз, чернущих и ловких, как хищные звери, а также заполненные утками и гусями озера и пруды, фруктовые сады.

Мы быстро проскочили пару деревенек с непривычными для армландцев домами с плоскими крышами, где под жарким солнцем высушиваются для зимы фрукты. Дорога резко пошла вниз, по обе стороны поднялись стены ущелья, однако впереди ущелье расширяется и выводит на простор…

Я смотрел вперед, как вдруг впереди в землю с силой воткнулась стрела, а сильный голос прокричал:

– Остановись! И замри, если жизнь дорога!

Я послушно натянул повод. Из-за камней появились бородатые и лохматые люди в изорванной одежде, сбежали вниз и загородили дорогу. Двое выставили короткие пики, а третий с настоящим щитом и мечом, массивный и кряжистый мужик с разбойничьим лицом и разбойничьим видом упер руки в бока и оскалил щербатый рот в усмешке.

Сзади зашелестели мелкие камешки, с горы сбежали и преградили путь к отступлению еще трое. Я посмотрел на них, повернулся к тем, что впереди, с мечом и щитом явно вожак.

– Ребята, – спросил я в недоумении, – что с вами? На солнце перегрелись? Да, оно здесь непростое, пожили бы на севере… Одно дело нападать на толстопузых купцов или какого-нибудь пьяного аристократа, возвращающегося с попойки… но на рыцаря?

Вожак возразил:

– Рыцари сами промышляют, как и мы, грабежом. Только грабят по-крупному, а мы по мелочи. Ваша милость, отдавайте кошелек – разойдемся мирно. Ваш конь останется при вас. Как и ваша жизнь.

– Неплохое предложение, – ответил я. – Деловое, взвешенное. Если буду драться, то рассчитываете забрать все, но не хотите терять своих людей?

– Верно, – сказал вожак. – Вы, ваша милость, даже вот так, когда все на вас, все равно завалите одного, а то и двух. А я не люблю потери. Потому лучше меньше, но разойдемся мирно.

Я спросил:

– Полагаете, я не прорвусь?

Он ответил дерзко:

– Полагаю. Посмотрите наверх!

Я задрал голову. Метрах в десяти повыше из-за укрытий вышли четверо с натянутыми луками, стрелы уже на тетивах.

– Да, – согласился я, – это аргумент.

Вожак сказал увереннее:

– Если бы мы хотели просто убить и ограбить… Нет! Просто отдайте кошель.

– А если у меня в кошеле пусто?

Он развел руками с мечом и щитом.

– Тогда придется забрать коня. Зато жизнь не заберем!

Я вздохнул.

– Что делать… Я хоть и демократ, и хорошо понимаю необходимость налогов, особенно таможенных… а вы вроде таможни…

– Че-че? – переспросил он обалдело.

– Перераспределение средств, – сказал я понятнее, – уравнивание доходов для снятия социальной напряженности… но я еще и этот дурацкий рыцарь, никак не изживу в себе это… Так что ребята…

Я вздохнул еще тяжелее, одновременно двинул вперед Зайчика. Тот рванулся, я выхватил меч. Вожак успел вскинуть над головой руки со щитом и мечом, глухо звякнуло, лезвие прошло сквозь щит, разметав в щепки, и рассекло голову до нижней челюсти.

Три несильных удара в спину, я развернул коня и, вскинув меч, заорал:

– Прекратить стрельбу!