«Нам очень повезло. 5 июля в 16.00 мы закончили зарядку аккумуляторной батареи, подсушили трюмы, выбросили мусор, погрузились, удифферентовали лодку и в 16.33 акустик Саша Сметанин услышал неясный шум с правого борта. Шум усиливался, лодка повернула на шум. Старпом Федор Лукьянов поднял перископ и увидел силуэт ПЛ противника. Тревога! "Приготовить носовые и кормовые торпедные аппараты!"

К нам в VII отсек пришел комиссар лодки Лысов и сообщил: "Идет немецкая подводная лодка!" По боевой готовности № 1 в отсеке находились, кроме меня, командир отделения торпедистов старшина 2 статьи Николай Фадеев и торпедист старший краснофлотец Иван Жуков.

Я сразу принял решение — подготовить к выстрелу и законсервированную ранее торпеду в ТА № 8 и приказал открыть запирающий клапан торпеды, что быстро и четко выполнил Фадеев. Иван Жуков подготовил к выстрелу ТА № 7, 9 и 10. Чтобы воздух из торпеды в ТА № 8 не скапливался в торпедном аппарате и не демаскировал лодку при открытии передней крышки ТА, я приказал открыть клапан вентиляции в отсек.

Таким образом, все четыре торпедных аппарата были подготовлены к выстрелу. Я стал у переговорной трубы и ждал команды.

В переговорной трубе мне были слышны голоса командира и старпома. Поэтому я был в курсе той сложной обстановки, которая все время менялась. Вскоре обстановка прояснилась. Вместо ПЛ показался эсминец, а затем появились дымы и мачты больших кораблей — ЛК "Тирпиц" и ЛК "Шеер" в охранении 8 ММ.

Я объяснил обстановку своим подчиненным и приказал им быть во всем особо внимательными, так как идет не лодка, а ЛК "Тирпиц" под охраной многих миноносцев.

Ради нанесения мощного торпедного удара ниже броневого пояса линкора я дважды просил разрешения командира изменить установку прибора глубины в торпедах с 2 м на большую, но "добро" не было получено, так как командир в разговор не вступал, боясь, что мы не уложимся в срок и сорвем атаку. Очень жаль, что не удалась атака носовыми торпедными аппаратами, в которых находились торпеды с углублением 5 м и усиленными боевыми зарядами, эквивалент фугасности которых был почти в 1,8 раза больше, чем у кормовых торпед.

Я слышу, как командир, видимо, подняв перископ и приглядевшись, воскликнул: "Старпом, на нока-реях подняты сигналы. Готовится какой-то маневр! Вдруг они отвернут от нас? Тогда все пропало, мы не атакуем!"

Через несколько секунд у командира вырвался из груди радостный крик: "Они повернули на нас. Все расчеты наши летят к черту, мы скоро будем в чертовом пекле!"

Маневр эскадры помог нам скрытно прорвать охранение, так как акустики эсминцев нас не обнаружили, им мешали собственные шумы, создаваемые механизмами и гребными винтами при большой скорости в пределах 27-30 узлов, которую они развили, чтобы удержать свое место в ордере на циркуляции на заданных углах охранения. Ведь ЛК "Тирпиц" шел со скоростью 22 узла. И мы оказались внутри охранения на угле встречи 10°, так как эскадра шла курсом 350° на перехват конвоя РQ-17, как потом выяснилось, прошедшего меридиан Норд-Кап.

После поворота эскадры она и наша лодка оказались на контркурсах, то есть шли друг другу навстречу. Из слов, донесшихся до меня, я понял, что стрельба носовыми торпедами стала невозможной — мал угол встречи и мала проекция длины цели. Вероятность накрытия торпедами цели была ничтожной. Поэтому командир был вынужден отвернуть вправо и атаковать "Тирпиц" на отходе из кормовых торпедных аппаратов.