Успех был настолько полный, а поражение правительства так несомненно и велико, что сам Виллель не посмел противиться буре. В 1828 году он вышел в отставку, и Карл X сделал разумную попытку избрать министерство более умеренное, с виконтом де Мартиньяком во главе. Оно состояло из людей, которые, подобно ему, хотели служить стране и ее настоящим потребностям, а не партии и ее пристрастию к прошлому. В короткое время, которое он пробыл у власти, Мартиньяк показал себя человеком вполне государственного ума. Это был человек лет пятидесяти, прошедший всю школу государственной службы; он подкупал своим красноречием. Король не мешал ему некоторое время, утвердил представленного ему палатой Ройэ-Колляра президентом и покорился тому, что в ответном адресе на тронную речь система павшего министерства, которую король явно признавал своей собственной, названа была «достойной сожаления». В обеих палатах прошел закон о печати, которым отменялись все ограничения, и вместо того устанавливалось поручительство в журнальных предприятиях.

Королевским повелением восемь иезуитских школ Франции ставились в зависимость от университета и дозволение открывать воспитательные заведения, духовные или светские, давалось только при письменном удостоверении о непринадлежности ни к какому запрещенному обществу.

Возмущавшиеся этим распоряжением епископы призваны были самим папой к повиновению такому достойному и хорошо расположенному королю. Палата тоже умерила свои притязания. Она оставила без последствий донос на бывшего министра и утверждением щедрого кредита одобрила политику правительства в греческом вопросе. Отношения упрочились, народное благосостояние, сильно увеличившееся за четырнадцать лет мира, стало явственно, и король, при посещении восточных провинций, Эльзаса и Лотарингии, осенью этого года, был принят с восторгом. Тронная речь и ответный адрес, при открытии сессии 1829 года, подавали надежду на совместную плодотворную деятельность правительства и народного представительства.

Правление Мартиньяка

Правительство предложило палатам важные и многообещающие меры, муниципальный и департаментальный законы, чтобы дать больше простора самоуправлению, в противовес чересчур увеличившейся централизации. Франция страдала от нее еще до революции, а во время революции и империи она только усилилась. По новому закону мэр общины назначался правительством, а муниципальный советник, его товарищ, избирался собранием нотаблей прихода. Также по новому департаментальному закону предполагалось избирать членов окружных и департаментских советов, одних в приходе, других в окружном собрании нотаблей. По расчету, 300 000 граждан получали через это важные права, желательную цель благородному самолюбию – полезную и благодетельную деятельность в естественном кругу своем. Совершенно справедливо и со всем красноречием своим Мартиньяк доказывал, что честолюбию надо предоставлять близкие, легкодостижимые, разнообразные случаи для полезной деятельности и почетного положения, а не направлять это честолюбие исключительно на высшие государственные должности – места депутатов, префектов, министров. Он указывал верный, спасительный путь, которому, к великому сожалению, Франция никогда серьезно не следовала. Палаты хотели придать этим законам еще более либеральный характер, требовали избираемости департаментских советников в собраниях по кантонам и проч. Напрасно министры предостерегали: король имел некоторое право сам определить границы своей уступчивости, после того как он отказался от важного права назначения в должности, которым всегда пользовался он и его правительство. Большинство не хотело понять намека и подавало голоса за уничтожение окружных избирательных собраний. Министры удалились: король повелел взять обратно оба законопроекта.

Падение Мартиньяка. Министерство Полиньяка, 1829 г.

Быть может, Карл X и желал этой ошибки либералов. Он убедил себя, что попытка с министерством Мартиньяка не удалась, что с этими людьми нельзя иметь дела, и через восемь дней после закрытия сессии, 8 августа, он образовал новое министерство. Главой его был князь Жюль Полиньяк, бывший посланник в Лондоне, а членами – высшие чины правления Виллеля и другие старинные приверженцы партии ультра; это было вполне реакционное министерство и выражало собой последние искренние убеждения Карла X. Все это были люди посредственные, как и сам король, но самым односторонним из них был стоявший во главе князь. Характеристикой его может служить то, что он затруднялся принести присягу на верность хартии, потому что она, в принципе, признает свободу совести. Сильно разгорелась борьба партий при известии об этих назначениях. Заседания палаты возобновились 4 марта, и король сообщил ей из новостей иностранной политики об удовлетворении, полученном от дея Тунисского, который нанес истинно варварское оскорбление французскому консулу во время аудиенции, ударив его опахалом по лицу. О делах внутренних он выразился туманно: хартия ставит свободу под охрану короны, и обязанность его относительно народа передать ее неприкосновенно преемнику своему. Окончил он, в волнении уронив даже шляпу на пол, такой угрозой: «Ежели бы преступные происки поставили преграду моему правлению, у меня достанет решимости преодолеть их ради поддержания общественного спокойствия…» Этот оборот речи не смягчили и заключительные слова о доверии и любви французов к их королю. В ответном адресе Палаты, после преувеличенной, несправедливой фразы приличия, которую события скоро опровергли («на счастье французского народа, трон Карла X поставлен столетиями на высоту, недосягаемую для бурь»), в заключении без обиняков говорилось, что совместное действие правительства и народа, которое конституция ставит непременным условием для правильного хода дел – оно и есть душа конституционализма – что теперь его нет. «Несправедливое недоверие к чувствам и мнениям Франции составляет отличительную черту настоящего правительства». Он принят был большинством 221 против 181 голоса. На другой день заседания палаты были отсрочены, а 16 мая 1830 года она распущена, после того как колеблющихся членов правительства заменили более энергичными: между ними был и Пейронне, бывший министр юстиции кабинета Виллеля.

Алжирская экспедиция

Ясного плана и установившихся стремлений еще не было, а из-за границы и даже из самодержавной России ободряющих известий не приходило. Полиньяк не пользовался особенным доверием при иностранных дворах, так как, не зная хорошо положения Европы, как он не знал и своего отечества, он носился с невозможными проектами переустройства карты Европы. Несомненно, что все планы, как, например, присоединение Голландии к Пруссии, Бельгии и Рейнских земель к Франции, раздел Турции и подобные нелепости, никуда не годились. Зато теперь он задумал экспедицию на дея Тунисского – 107 военных кораблей, 38 000 человек десанта на 400 транспортных судах. Король и министр надеялись на чудодейственное влияние всего этого на выборы. Действительно все шло хорошо и легко. Единомышленник Полиньяка, генерал Бурмон, бывший военный министр, достиг алжирского берега 13 июня; 4 июля взята приступом цитадель, 5-го осадили город. Дей удалился в Неаполь, как частный человек. Казалось, все удалось и можно было надеяться, что североафриканский берег, с седьмого столетия покоренный исламом, теперь возвращен будет христианству и западной культуре.