Есть много проницательных выражений о гневе отвергнутой женщины. Отвергнутой. Вы серьёзно?! Да никогда на свете гнев ревнивицы не сможет конкурировать с неистовством матери! Я провела пальцами сквозь волосы и ощутила, что именно сейчас, в этом дурно пахнущем кабинете, напиталась той яростью, которой буду питаться и которая будет держать меня на плаву в течение следующих нескольких недель.

— Какие шаги вы предпринимаете для поимки этого человека? — спросила я.

— Мы прочёсываем тот район, где нашли Эйдена, и опрашиваем свидетелей. Но… дело щекотливое, Эмма, и вы знаете, почему. Стоит нам зашевелиться поактивнее, пресса тут же пронюхает. Стоит только вызвать в полицию одного очевидца, они сразу поймут, что что-то происходит. Вам нужно подготовиться к тому, что будет дальше.

Я не удержалась и зарылась лицом себе в ладони. Испытывала ли я радость? Могла ли позволить себе быть счастливой от того, что Эйден жив? Способна ли я вообще чувствовать счастье в такой момент? И должна ли?

— Ублюдки, — пробурчал Джейк. — Мало они после потопа резвились! Чуть родителей Эммы в могилу не отправили раньше времени.

— Нужно позвонить Соне и Питеру, — сказала я. — Они бабушка и дедушка Эйдена. Им надо взглянуть на него, особенно учитывая то, что СМИ снова могут устроить грязную вакханалию.

— Это правильно, — согласно кивнул Стивенсон. — Эйдену сейчас очень нужно, чтобы рядом с ним были любящие родители, бабушка и дедушка.

Инспектор не сказал этого напрямую, но я знала, о чём он думает: он надеялся, что Эйден с помощью родственников выйдет из своего состояния и заговорит. На сегодняшний день расследование этого дела становилось для полиции приоритетным, особенно с началом его освещения в прессе. Мой пустой желудок рядом с растущим плодом судорожно сжался.

— Можно я ещё раз посмотрю на него? — попросила я.

— Разумеется, — улыбнулся доктор Шаффер. — Но сначала мы должны поговорить о том, что нужно сделать, чтобы помочь Эйдену поправиться. Случай очень необычный, прецедентов не существует. Эйдена держали вне общества в течение десяти лет, и теперь ему нужна помощь, чтобы снова влиться в него.

— Я понимаю, — сказала я, комкая подол платья в левой руке.

— Мы считаем, что лучше всего было бы оставить Эйдена под наблюдением в больнице ещё на несколько дней. При его поступлении мы не были в курсе ситуации, в противном случае Эйдена поместили бы в карантин, чтобы он не подхватил инфекцию, к которой у него, возможно, не выработался иммунитет. Однако он контактировал с несколькими медсёстрами и посетителями и, похоже, ничем не заболел. Тем не менее нам необходимо поговорить о том, какие прививки ему делали до похищения, чтобы решить, нужно ли сделать какие-то ещё перед тем, как он вернётся домой.

— Конечно. — Я продолжала теребить несчастное платье, злясь, что моему сыну вообще нужно какое-то специальное обращение.

— С социальной службой связались незамедлительно, так что вам нужно будет с ними переговорить. Лично я считаю, что Эйдену нужно кое-что подлечить… возможно, потребуется логопед, чтобы помочь ему восстановить речевые навыки, и кое-какая физиотерапия для ног. Да, и приём у стоматолога необходим. Ещё, возможно, диетолог…

— Ух, как много народу, и все вокруг моего сына бегают! — сказала я. — Слушайте, я понимаю, всё это нужно. Я правда хочу, чтобы он быстрее поправился и смог жить нормальной жизнью, но вы не думаете, что сейчас всё это для него перебор?

— Согласен, — вздохнул доктор Шаффер. — Думаю, процесс адаптации к нормальной жизни будет медленным и долгим. Всё сразу сделать не получится. Для начала, я считаю, Эйдена нужно показать врачам физиотерапевтического отделения йоркской больницы, причём перед этим придётся сделать рентген. — Он помедлил. — Но там всё равно очередь. Я могу помочь составить для него диету, а через несколько недель мы посмотрим, как идут дела. И ещё… Эйден ведь был признан умершим. У него нет ни удостоверения личности, ни паспорта.

— У меня есть свидетельство о рождении, — возразила я.

— Как и свидетельство о смерти, — продолжал доктор Шаффер. — Я тут не специалист, но знаю, что поначалу может быть много сложностей. Во всех документах и данных на Эйдена сейчас указано, что он умер, и это будет замедлять все процессы. Но несмотря на это мы здесь сможем проверить его зрение, слух и жизненно важные показатели, а после этого, когда разберётесь с документами, сможете уже записаться на приём к любому стоматологу, окулисту и физиотерапевту.

Я выпустила из рук истерзанную ткань:

— Спасибо, большое спасибо! Можно теперь зайти к нему?

Мне нужно было побыть с ним несколько минут перед тем, как звонить родителям Роба. Эгоистично это было или, напротив, вполне разумно — я в то время не знала да и знать не хотела. Я не особо думала о своих чувствах, а защищала своего сына. Меньше всего ему были нужны толпы исполненных благих намерений посетителей и врачей. Я следовала за Шаффером и Стивенсоном по коридору, избегая пристальных взглядов снующих туда-сюда медсестёр, и впервые заметила, что в отделении находились и другие дети. Проходя мимо палат, я старалась не глазеть внутрь, но через открытые двери я успевала увидеть хихикающих ребятишек и их отцов, корчащих им смешные рожицы. На руках и ногах у детей был гипс. Сломанная конечность — обычная причина пребывания ребёнка в больнице. Вернувшись в школу, они соберут на своих повязках подписи и дурацкие рисунки всех своих друзей и станут рассказывать прикольные истории («…а потом соседский доберман погнал меня к забору, и я почти уже перелез, но тут джинсами за что-то зацепился и ка-ак шмякнулся на землю!») и хвастаться шрамами. Какое-то время они будут вести себя особенно шумно и весело, поймав кураж после своего счастливого спасения от «смерти». Но только не мой сын.

— Ну что, Эйден? — Входя в палату, я постаралась сохранить в голосе бодрые и весёлые интонации. Эйден сидел, привалившись спиной к спинке кровати и держа в руке кружку с соком, который отпивал маленькими глотками. Я подошла к кровати и, придвигая стул поближе к ней, пресекла ещё один порыв зарыдать и откашлялась. Я была полна решимости прекратить думать о том, через что ему пришлось пройти. Всё, больше не могу и не буду. — Тебе уже, наверно, люди осточертели, постоянно мешают мультфильмы смотреть! — На этот раз я позволила себе повнимательнее взглянуть на него, не упуская ни одной детали: пышные тёмные ресницы, щуплые плеч, густые прямые волосы. Они наконец слились с тем образом темноволосого мальчугана с царапинами на коленках и улыбкой на лице, сохранившимся в моей памяти. Выражение его лица сейчас было спокойным