Я не мог объяснить потоки огня, слепяще-белые молнии и не требующие прикосновений удары и потому принял определение, которое давно крутилось в голове, — колдовство. А там, где колдовство, там и приворот, это вам любая ведьма скажет, даже начинающая. Меня приворожили: сначала Мира, потом Джина, а Стальевич помог избавиться от первой зависимости.

Видите, как всё просто? Главное — не бояться выйти за рамки обыденности, и логичные объяснения не заставят себя ждать. Если выживу, меня, очевидно, ожидает психушка, но пока я комфортно расположился в плену реалистичных иллюзий.

— Стальевич рассказал, кто я?

Странно, но Мира до сих пор не попросила освободить её. Понимает, что я не стану этого делать?

— Стальевич показал фотографию, где вы втроём: Тина, Джина и ты.

— Давно показал?

— Вчера вечером.

— Долго он тянул… Впрочем, он хитрый мерзавец, умеет выбирать правильное время. — Мира горько усмехнулась. — Теперь ты знаешь, что мы были подругами.

— Познакомились, когда учились в Школе Солнечного Озера?

Женщина вздрогнула, но ответила довольно спокойно:

— Тоже Стальевич сказал?

— Джина… Я предположил, что вы познакомились во время учёбы, а она употребила это странное название.

— Женька никогда не была особенно умной… — Губы Миры дрогнули. — Болтушка…

Её руки, ноги и даже тело обвивал злой липкий скотч. Её поймали, и явно не для того, чтобы безжалостно накормить овсянкой. Ей грозила смертельная опасность, но Мира находила силы искренне скорбеть по недавно погибшей подруге.

— Ты уже понял, что мы ведьмы?

Вот и слово. Я ждал его, понимал, что именно это слово прилетит, готовился к нему, подбирал подходящий ответ, но никак не ожидал, что услышу его от связанной женщины, сидя на диване с пустым бокалом в руке. И потому воспринял признание как-то буднично, даже не ответил ничего.

Или не успел ответить, потому что сразу услышал жёсткий мужской голос:

— В первую очередь вы преступницы. И сообразил, что мы не одни.

А ещё я наконец понял, где мы, — в квартире безумного скульптора Винсента Шарге, в самой большой комнате, которая служила студией.

Впрочем, почему безумного? Я ведь отличный детектив и давно понял, что отец Рудольфа тоже был колдуном и умел делать искусственные создания, которых все вокруг называли големами. Нет, не того, который в Праге, та история, если верить Стальевичу, неполна и во многом выдумана. А Стальевичу, как показал опыт, имеет смысл верить. Големы ходят среди нас. Ведьмы ходят среди нас. Колдуны. Чудовища…

Я тряхнул всё ещё потрескивающей головой, отгоняя самовоспроизводящиеся мысли, и принялся прислушиваться к разговору:

— Я должна была понять, что ты жив.

— Но ты не поняла, — без усмешки ответил мужчина.

— Твою смерть подтвердил эрлиец.

— Я сказал брату Жолиусу, что это единственный способ узнать судьбу Рудольфа.

— И эрлиец согласился стать соучастником преступления?

— В Тёмном Дворе прекрасно понимают, что такое месть.

С этим утверждением Мира спорить не стала. Замолчала, буравя нашего собеседника тёмным взором, а я добавил в перечень вопросов две пометки: «Тёмный Двор», «эрлийцы».

— Тебя элементарно развели, — продолжила женщина. — Ты сказал, что подозреваешь магистра, да? И эрлиец получил добро от своих: тёмные воспользовались возможностью убрать лидера Саламандр.

— Пусть так, — пожал плечами Винсент. — Главное, что я раздал долги.

Скульптор оказался пожилым, но далеко ещё не старым мужчиной: не высохшим, не ссутулившимся под грузом лет и совсем не морщинистым. Голова седая, но видно, что по молодости Шарге был рыжим. Лицо он имел грубоватое: нос прямой и длиннее, чем нужно, подбородок широкий и выпяченный, глаза и губы большие, а выражение лица было мрачным.

Он сидел в вольтеровском кресле, небрежно положив левую руку на шахматный столик. В том самом кресле, где позавчера утром — боже, как давно это было — я обнаружил эскиз «Тёмного образа». И в том же самом кресле, наверное, в котором он планировал свою месть.

— Расскажешь, как всё устроил? — спросила Мира.

— Тебе интересно?

— Очень.

Скорее всего, она пыталась выиграть время. Но кто, скажите на милость, мог нам помочь? Магистр? Полиция? Следственный комитет? Интересно, Мира действительно в нём служит или просто таскает с собой красивый жетон? Зачем она хочет растянуть «удовольствие»?

Но расчёт Миры оказался верен: Винсент тщательно обдумал предложение, едва заметно кивнул и негромко начал:

— Когда Рудольф пропал, я, так же как все, подумал на Луминаров и решил мстить… Нет! — Левая ладонь сжалась в приличных размеров кулак. Признаться, я не думал, что у творческих людей могут быть такие «колотушки». — Сначала я оплакивал моего мальчика. Я не выходил из этой комнаты десять дней, и каждый из них был настоящей пыткой. Я умирал снова и снова. Я ненавидел… За эти десять дней я научился по-настоящему ненавидеть и отправился мстить. — Его ноздри раздулись. — Я добровольно помогал Тёмному Двору в «походах очищения», я купался в масанской крови, и я искал… Я лично допрашивал всех встреченных Луминаров в поисках того, кто убил моего мальчика. Я рвал их на части. Я придумывал им такие муки, что вскоре навы перестали брать меня в «походы» — этого потребовали верные Тёмному Двору масаны.

Изумлённая Мира широко распахнула глаза, из чего я сделал вывод, что скромному скульптору удалось удивить тех, кого кровью не запугаешь.

— Ты ведь знаешь вампиров, Мира: они хвастливы. Им нравится рассказывать о своих подвигах, и кто-нибудь обязательно проговорился бы об убийстве молодого чуда… — В левой руке Винсент вертел шахматную фигуру, кажется коня, и на этих словах сломал ей шею. Услышав сухой щелчок, я непроизвольно вздрогнул. — Я находил тех, кто принимал участие в набеге на Тайный Город, я мучал их, а они смеялись. Я обещал им жизнь, а они смеялись. Я умолял их рассказать правду, а они смеялись. — Пауза. Мира тихо качает головой. Она поняла, что услышит. Я, в общем, тоже. — А потом я сошёл с ума.

«На самом деле ты спятил значительно раньше, но кто тебя в этом обвинит?»

— Я понял, что ищу не там, подумал, что нужно внимательно приглядеться к ведьме, с которой спал мой мальчик.

— Получается, у тебя не было ничего, кроме безумия?

— И поэтому я отправил Тине письмо, — усмехнулся Шарге. — Она рассказывала?

— Нет.

— Я написал, что знаю о Рудольфе, но готов молчать за мзду. А эта дура, твоя подруга, перепугалась и ответила, что готова платить. Я назначил встречу, она пришла и провалилась в принудительный портал, который вывел её на чердак…

«На котором ты продемонстрировал всё, чему научился в «походах очищения»…»