– Никого.

– Ни единого человека?

– Да. Никто не встретился мне на лестнице и никто не выходил из дома.

– Что скажешь, Арчи? – Вулф обернулся ко мне.

– Что ж, возможно, – отозвался я. – Если допустить, что миссис Брук не входила в квартиру и оставалась в подъезде, то все это заняло около двадцати минут. Между восемью тридцатью и девятью, когда люди коротают вечер либо дома, либо в кино или еще где-нибудь. Вполне возможно.

– Фу! – Он внимательно посмотрел на часы. Было без двух минут четыре. Он отодвинул кресло, поднялся и хмуро взглянул на нее. – Вы попали в неприятное положение, сударыня. Если Сюзанну убили вы, то вы приговорены. Если нет, то ваши шансы избежать испытания целиком зависят от моей компетенции, ума и удачи. – Он направился к двери, но вдруг остановился, обернулся и сказал. – От моей и мистера Гудвина. – Затем повернулся и вышел. Послышался звук поднимающегося лифта.

Миссис Брук посмотрела на меня и по ее глазам я понял, что она вновь собирается повести себя по-женски. Она открыла и закрыла рот, но потом лишь повторила.

– И мистера Гудмана.

– Вы что, с ума сошли? – в ответ сказал я.

Она удивленно взглянула на меня.

– Посудите сами, – продолжал я, – если единственное, что вы можете мне сообщить, так это мою фамилию, к тому же исказив ее, то, возможно, вы и не сумасшедшая, но близки к этому.

Я поднялся.

– Поскольку я привез вас сюда, то должен был бы и отвезти вас домой, но я жду посетителя. Я провожу вас до такси. – Я направился к двери, она поднялась и пошла следом за мной. Когда я проходил мимо Сола, он подмигнул мне. Ужасная у него манера подмигивать!

Как большинство людей, включая и вас, я часто делаю предположения, основанные на зыбких данных. Я знал относительно Вильяма Магнуса только то, что рассказала мне Рей Кольман, – что он студент юридического факультета Нью-Йоркского университета на Вашингтон-сквере и что это он организовал собрание в поддержку гражданских прав и КЗГП, на котором должна была выступить Сюзанна Брук. Поэтому мне казалось, что я знаю, каков он из себя: серьезный и честный, конечно, преданный идее молодой человек, возможно, страдающий от недоедания, но с огнем свободы, пылающим в очах; он появится в свитере и неглаженых штанах или, если только понимает значение первого впечатления, в почти свежей белой рубашке, в сером галстуке и в темно-сером костюме, слегка поношенном, но без единого пятнышка. Возможно, я должен упомянуть, что лучше умру, чем надену белую сорочку, за исключением тех вечеров, когда она является вроде бы униформой.

Поэтому, когда незадолго до пяти раздался звонок и я отправился в прихожую, чтобы отпереть дверь, и увидел красивого хавбека в двухсотдолларовом пальто верблюжьей шерсти, я решил, конечно, что это не Магнус. Но это оказался именно он. Его рукопожатие было твердым и дружественным, но не слишком. У него был приятный грудной голос. Когда я повернулся, повесив его пальто на вешалку, то увидел на нем синюю с желтым рубашку, сшитую на заказ, насколько я мог ее разглядеть под коричневой твидовой курткой, застегнутой на две пуговицы. Я провел его в контору, и он сразу уселся в кресло, обитое красной кожей, с таким видом, будто оно принадлежало ему. Это несколько затруднило разговор, так как, сидя за своим столом, я оказывался в двенадцати футах от посетителя. Я пересел в кресло Вулфа.

– Это не ваше место, не так ли? – сказал он с усмешкой.

– Мое место там, где я нахожусь, – ответил я усмешкой на усмешку.

– Чьи это слова? – нахмурился он.

– Мои.

– Нет, правда, где вы это вычитали?

– Нигде. Вы укололи меня, и я вынужден был ответить.

Он усмехнулся.

– Ладно, вы оказались наверху. Должен ли я попытаться стащить вас оттуда?

– Я могу опередить вас. Дайте-ка попробую. Звонила ли вам мисс Сюзанна Брук в четверть шестого в понедельник второго марта?

Он наклонился вперед и скрестил ноги. Темно-коричневые носки в светло-коричневую полоску обошлись ему или его отцу доллара в четыре, не меньше.

– Несчастье заключается в том, что, когда мне задают вопросы, у меня возникает непреодолимая потребность давать хитрые ответы, – произнес он. – Возможно, что это невроз. Лучше, чтобы вы заранее знали об этом. Полицейский, который допрашивал меня, и адвокат, – минутку-минутку, как его фамилия? А, Остер, совершенно правильно, – и помощник прокурора – все они настойчиво пытались задавать мне вопросы и, боюсь, остались несколько сконфуженными. Не хочу конфузить и вас. Я хотел бы, чтобы вы сказали мне, кому принадлежат слова: «Мое место там, где я нахожусь». Кто это сказал?

– Черт возьми, это сказал я! Даже если меня будут пытать, я не знаю, кто, где и когда это сказал до меня. Расскажите мне лучше о Сюзанне Брук и о телефонном звонке.

– Обязательно. Мне здесь нравится… Кабинет Ниро Вулфа. – Он принялся осматриваться. – Это самый большой глобус, который мне когда-либо приходилось видеть. Красивый ковер. Книги и книги. Хотел бы я провести здесь недельку и покопаться в них. Возможно, это принесло бы мне больше пользы, чем год на юридическом факультете. Я собираюсь заняться политической деятельностью. Хочу стать губернатором Нью-Йорка. – Он положил ногу на ногу. – Но вы же хотели услышать о Сюзанне Брук.

– Ради этого вы и приглашены сюда.

– Вы были знакомы с ней?

– Нет. Я лишь однажды встретился с ней. За пять дней до ее смерти.

– А я познакомился с ней год назад. Лакомый кусочек, но я решил не обзаводиться семьей, пока не достигну тридцати лет. Благодаря ей я заинтересовался проблемами гражданских прав. Я хотел помочь ей. Во всяком случае если занимаешься политикой, нельзя обойти проблему гражданских прав, хотите вы этого или не хотите. В тот день я созвал собрание ради нее. Хочу рассказать вам об этом.

Он снова расставил ноги, и выражение лица его полностью переменилось.

– Собрание было назначено в комнате наискосок от профессорской, где имеется телефон, добавочный семь-девять-три, и я договорился, что буду пользоваться им с четырех тридцати и оплачу все разговоры. Между четырьмя тридцатью и шестью тридцатью по этому телефону было двенадцать вызовов. Трижды разговаривал я. Дважды звонил в КЗГП, но ни один из них не был около четверти шестого. На коммутаторе не отмечались ни номера телефонов, ни время. С этим покончено?

– Ловкий ответ. Да, покончено.

– Я ожидал, что на собрание придет около сорока человек, и к пяти часам их было около сорока, большинство студенты и трое или четверо профессоров и преподавателей. Кое-кто сидел. Комната просторная, и присутствующие ходили или стояли группами по нескольку человек в разных углах комнаты. Я не начинал собрания, пока не пришла Сюзанна, а она опаздывала. Не знаю точного времени ее появления, да, очевидно, и никто не знает. Я стоял у окна, беседуя с четырьмя или пятью студентами, когда она вошла и сказала: «Вот и я, и, как обычно, с опозданием». Я взглянул на часы. Было двадцать минут шестого. Так что вот вам и время. Насколько мне известно, она могла воспользоваться телефоном, о котором я говорил, но сделала ли она это? Не знаю. Я пытался разузнать об этом, но никто не смог ответить мне утвердительно. Вопросы?