Я лежал на спине и вспоминал про разные случаи, которые было бы интересно описать в книге.

Можно, скажем, рассказать о той истории с Капоне и его чикагской бандой. Они считали себя очень могущественными и перешли через границу. У них появилась дурацкая идея, что им вовсе не обязательно подчиняться правилам, однако скоро им пришлось пересмотреть эти взгляды. Мы преподали им урок. Каноне тогда сообразил, что единственный способ выпутаться из этой ситуации — дать себя арестовать за хранение оружия. К счастью для него, его агенты вовремя утрясли дела с Синдикатом, иначе и тюрьма не была бы достаточно безопасным убежищем для этого большого головореза со шрамом на лице. А потом можно будет рассказать, как мы проворачивали дела со спиртным. Сухой закон? Никаких проблем. Выпивка текла со всех сторон. Нанятые Синдикатом суда бросали якорь у границы трехмильной прибрежной зоны, и специальные скоростные катера доставляли груз на берег. Океанские лайнеры причаливали в укромных бухточках Лонг-Айленда, и я мог бы подробно описать, как мирно и спокойно работал Синдикат на всем протяжении береговой линии и в полном взаимопонимании с местной полицией. И еще о старых ист-сайдских доках, куда спиртное доставляли из Канады в огромных, полых изнутри рулонах бумаги, которые используются в газетной индустрии, и как автомобили въезжали прямо на пирс и грузили виски под охраной местных таможенных инспекторов и нью-йоркской полиции. Мне вряд ли поверят, если я расскажу, как груженные товаром большие машины с откровенным нахальством переезжали через американскую границу из Канады и доставляли товар в распределительные пункты в Детройте и Платтсбурге. Потом из этих точек его развозили во все концы страны. Я мог бы в деталях рассказать, как мы сопровождали машины по разным маршрутам, подмазывая федералов и шерифов, и как на груз нападали местные банды, которым было все равно, кого грабить. Мы устраивали им показательные выступления, чтобы научить эту наглую деревенщину хорошим манерам.

Я не мог заснуть. Я перебирал в памяти все новые случаи, которые мог бы вставить в свою книгу. Я встал с кровати, взял карандаш и начал делать записи.

Прежде всего я расскажу о первых днях Синдиката: как нам приходилось затягивать узлы то в одном, то в другом конце страны; как мы ездили по чужим бандам, которые занимались собственным бизнесом по всей Америке. И что нам приходилось с ними делать. Если у них шли крупные дела, дававшие большой доход, мы вмешивались в их операции и объявляли банду вне закона. Мы приводили их к покорности, отбирая самые доходные статьи или уничтожая все дело полностью. В тех редких случаях, когда какие-нибудь независимые группы — или изгои, как мы их называли, — все-таки бросали вызов Синдикату, мы расправлялись с ними своим обычным способом.

Я сделал несколько заметок по поводу игральных автоматов. Как эти машины устанавливались во всех болтушках, ночных клубах, аптеках и кондитерских. Я записал, что в одном Нью-Йорке их было больше пяти тысяч. Мы завели для них специальную книгу, за которую отвечал особый человек.

Я упомянул про роскошные игорные дома, которые были открыты по всей стране, и про то, как мы контролировали собачьи бега.

Я вкратце описал, как Синдикат обрел огромное богатство и мощь и как он держал под своим контролем местные власти путем подкупа чиновников и подтасовок на выборах.

Я изобразил всю романтическую атмосферу этого времени, то, с каким восторгом, уважением и страхом смотрели на нас тогда люди. Мы были совсем не то, что бандиты старой эпохи, отребья общества вроде Монаха Истмена, Малыша Твиста, Малыша Дропиера, Испанца. Левши Луи, Кровавого Джипа и им подобных.

Я написал о болтушках, которые мы держали для других и для себя, и особенно о том заведении, где мы устроили свою штаб-квартиру, «У Толстяка Мо». Как мы уверенно чувствовали себя в этом месте и нахально держали его двери открытыми настежь для любого, кому были по карману наши крутые цены. И как мы получали отличное спиртное, отечественное и импортное, лучшее во всем городе.

Я описал людей, которые помогали нашим операциям: бизнесменов, полицейских, политиков, правительственных агентов, отвечавших за выполнение сухого закона, все сливки ист-сайдского общества, — и то, как вольготно чувствовали в нашем баре мелкие воришки, прочие жулики и любые женщины, независимо от их моральных принципов. Я дал понять, что обширные связи и огромные деньги превратили наше заведение в неприкосновенное убежище. Я изобразил даже обстановку помещения, большую комнату с массивным столом и старыми уютными креслами, обитыми мягкой кожей. В интерьере преобладал солидный деловой стиль. Я написал, как задняя дверь вела в темную узкую аллею, зажатую между высотными домами. В летний зной там не было солнца и всегда стояли сумерки и сырость. Жаркий сезон мы переживали с помощью нескольких галлонов первоклассного холодного пива. Для зимних холодов у нас были раскаленные докрасна радиаторы и порции двойного виски, которые делали уютной любую погоду.

Заднюю комнату мы использовали как смесь делового офиса, командного пункта и развлекательного центра. Я написал о тяжелой стальной двери и металлических ставнях, о трех потайных выходах, которыми нам ни разу не пришлось воспользоваться. Я вспомнил, как мы превращали нашу комнату в гимнастический зал. Иногда мы раздевались до трусов, вытаскивали из туалета обитый кожей мат, расстилали его на полу и приступали к физическим упражнениям, как в давние времена в суповой школе. Мы боксировали или занимались борьбой, особенно практикуя захваты и удары, которые в профессиональной схватке считались бы «фолом». Я упомянул большие мешки, набитые песком, наши боксерские груши, которые висели в одном из углов и на которых мы отрабатывали удары. Макс с удовольствием возился с приспособлением, которое всегда носил у себя в рукаве: маленьким револьвером двадцать второго калибра, прикрепленным на длинной стальной пружине. Он прикручивал его к предплечью. Вытащив патроны, Макс по несколько часов упражнялся с этой штукой, стреляя из всех мыслимых позиций и под всевозможными углами. Он спускал курок в тот же миг, как только оружие выпрыгивало к нему в ладонь. Макс стал настоящим виртуозом в этом деле. Косой, Патси и я стояли вокруг него с разряженными пушками, вставленными в кобуру. Он кричал: «Давай!» Не успевали мы положить ладонь на рукоятку, как Макс уже держал нас на прицеле своего револьвера и смеялся, вхолостую щелкая курком: «Вы все уже мертвы».

Я вспомнил, как однажды мне удалось его обставить. Я держал руки в карманах брюк. Он сказал: «Давай». Моя рука выскочила из кармана вместе со сложенным ножом. Я ткнул им ему в живот и сказал: «Ты покойник. У тебя шесть дюймов стали в брюхе, Макс». На его лице появилось выражение недоверчивого уважения. Он похлопал меня по спине и сказал:

— Отличный прием, Лапша. Продолжай работать. Ты чертовски быстро управляешься со своим ножом.

Я рассказал о днях, когда мы просто бездельничали, и Косой тихо наигрывал на гармонике, а остальные дремали в креслах. В другие дни мы пили двойной бурбон и резались в разные карточные игры.

По мере того как мои записи росли, становилось очевидно, что мы были крепко связаны, притерты друг к другу за многие годы нашей совместной жизни. Между нами редко случались какие-либо конфликты.