Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влад кивнул, а потом спросил:
– Откуда ты все это знаешь?
– Читал.
– Ясно, – он снова кивнул.
Мы замолчали, но я не хотел молчать. Я хотел говорить, говорить и говорить.
– А ты смотрел «Светлячка»? – спросил я.
– Нет, а что это?
– Хороший сериал. Хочешь посмотреть?
– Давай, – улыбнулся Влад.
Тогда я взял ноутбук со стола и сел на диван. Влад сел рядом со мной.
Мы успели посмотреть три серии, а потом Влад и Игорь уехали домой.
Мы придумали время, чтоб ставить друг другу рамки,
Сотворили законы физики и поверили в них,
Спустились на землю из светлых облачных замков.
Спрятались в мире написанных нами книг.
Что такое любовь? Я все еще этого не понял. И это меня даже не удивляет.
Удивляет меня совсем другое.
Почему никто не может конструктивно объяснить, что это такое?
Шла предпоследняя неделя перед каникулами.
Выпал первый снег и почти сразу растаял, а я начал мерзнуть так сильно, что надел зимний пуховик. Я сидел вместе с Алиной за ее партой, хотя мы почти не разговаривали.
Теперь я начинал разговор с ней чаще, чем она со мной.
Во вторник, когда Алина зашла в класс, Саша Соколов спросил у нее:
– Не боишься сидеть с зомби? Вдруг он сожрет твои мозги?
– Да там жрать нечего, – сказала Вика, и все засмеялись.
Алина молча села рядом со мной.
– Привет, – сказал я.
Она просто кивнула.
Мне нравилось, что она никак не реагирует на шутки, связанные со мной.
В среду я собрался идти на факультатив по психологии, но вспомнил, что больше туда не хожу. Поэтому после школы мы с Артемом и Гришей поехали ко мне, а Надю снова не позвали. Вместо этого ко мне домой пришла Эми, и они с Артемом закрылись в моей комнате, а Гриша и я остались в зале и пили пиво.
После этого мы с мамой пошли ужинать в тайский ресторан. Вдвоем.
Я только-только начал читать «Время для звезд» Роберта Хайнлайна и мог думать только о несправедливости, с которой столкнулся главный герой. Он хотел полететь в космос, но у него был очень доминантный брат-близнец, который сам хотел полететь. Этот брат всегда получал то, чего хочет. Такая позиция казалась мне очень эгоистичной.
– Я должна тебе кое-что сказать, – заговорила мама после того, как мы сделали заказ.
На эту фразу у меня уже выработался условный рефлекс. Если она так говорит, это означает что-то плохое.
– Да? – Я посмотрел ей в глаза и улыбнулся, обнажив зубы и одновременно стараясь не напрягать мышцы нижней челюсти. Я прочитал, что такая улыбка кажется более естественной.
– Думаю, предисловия будут лишними. К некоторым вещам нельзя подготовить. Игорь и Влад скоро переедут к нам, – сказала мама.
Я смотрел на нее. Не знаю, сколько это длилось, но в какой-то момент я понял, что продолжаю улыбаться. Тогда я перестал.
– Я сейчас вернусь, – сказал я и пошел в туалет.
Раковины находились прямо в кабинках, так что я закрылся и включил ледяную воду. Подставил руки под воду и приложил их к щекам. Постоял так немного, а затем вернулся к маме.
– Хочешь что-то сказать? – спросила она.
– Это изменит твое решение? – спросил я.
– Нет, Леша. Мы уже все решили.
– Значит, мне нечего сказать.
И мы замолчали.
После этого я ел рис с морепродуктами, откладывая пророщенные бобы на край тарелки и не глядя на маму. Я пытался думать о книге, но у меня не получалось. Подумаешь, выдуманная несправедливость.
Мы поехали домой сразу после ужина, хотя до этого договаривались зайти в магазин и купить мне новые осенние ботинки.
– Ты тоже не говоришь мне обо всех своих планах, – сказала мама, когда мы выезжали с парковки торгового центра.
– Каких планах? Мои планы касаются только меня.
– А кошка?
Я вздохнул.
Сначала мама, конечно, не согласилась, что теперь с нами будет жить еще и кошка, но через три дня купила пятнадцатикилограммовый пакет сухого корма и металлические миски.
Это значило, что мама тоже полюбила Шрайк.
Да и как можно было не полюбить Шрайк? Она была очень ласковая и очень дружелюбная. Правда, я уделял ей не слишком много внимания, потому что много времени проводил с Артемом и Гришей.
Но, когда они уходили, а я делал домашние задания или читал, Шрайк сворачивалась у меня на коленях. Она приходила ко мне под одеяло, когда я ложился спать. Было немного страшно, что я могу ее задавить, поэтому я клал ее подальше, но она все равно забиралась под одеяло и тихо мурлыкала. У нее были зеленые глаза, пушистая шерстка и длинные-длинные усы.
Но Шрайк – это кошка. Кошка – не человек. Не два человека.
– Если честно, я не планировал заводить кошку. Это было спонтанное решение. Просто я шел и…
– Вот именно. Ты шел и понял, что должен сделать это. Так и мы.
– То есть это было спонтанное решение?
Мама издала звук, который я идентифицировал как смешок.
– Послушай, Леш. Мы с Игорем уже давно вместе.
– Насколько давно?
– Больше года.
– Влад давно про вас знает?
– Немного дольше тебя, – сказала мама, – Мы не знали, как ты отреагируешь на это, поэтому не сказали сразу.
– Ты это уже говорила. Но зачем вам жить вместе? Разве тебе не хочется иметь личное пространство? Быть иногда одной?
– Нет. Нам нравится быть вместе.
– Ты его любишь?
После шести секунд молчания она ответила:
– Думаю, что люблю.
Люблю. Это сложное слово.
– Что такое любовь? – спросил я.
– Давай без этих дискуссионных вопросов. Спроси об этом у кого-нибудь другого.
Обычно кем-нибудь другим был папа, и я спрашивал у него то, что не понимал. Ну раньше.
– Это не дискуссионный вопрос, – сказал я, – Я правда хочу знать.
Когда я спросил у нее, то понял, что речь идет не только о ней и ее новом мужчине. Это касалось и меня.
После того случая, когда Алина взяла меня за руку, наши отношения никак не изменились. Иногда она улыбалась мне, а я улыбался в ответ. И все.