Странно, но, заполняя в кабинете заведующей бланк заявления, он впервые подумал о том, что Тишковские вряд ли позволят записать Лидиного ребенка на его фамилию… А жаль, от малыша он отказываться не хотел.

Кто знал, что через день эта проблема разрешится сама собой…

…Огромное количество танцующего в сумраке люда напоминало окруженное грозовыми всполохами колышущееся море, над волнами которого грохотали раскаты грома. При более детальном рассмотрении в общей массе проступали сначала группы, а затем и отдельные двигавшиеся в такт музыке индивидуумы, многие из которых не имели ярко выраженных половых признаков, были причудливо причесаны, разукрашены и одеты кто во что горазд.

Голос диджея, афиши с именем которого целую неделю пестрели на каждом углу, прорывался сквозь грохот динамиков длинными тирадами и междометиями. В первых рядах, ближе к месту ведущего, слышны были визги и вопли фанатов, но чем дальше от сцены, тем меньше народ интересовался как диджеем, так и тем, что он выкрикивал в микрофон. Самой музыкой, кстати, тоже. Здесь царил рай для влюбленных на час, до утра, на время отдыха на этом оторванном от мира островке вседозволенности, где наркотики можно было приобрести на каждом углу, где презервативы раздавались почти бесплатно, а в аптеках безо всякого рецепта приобретался полный комплект средств, делающих безопасным как сам секс, так и его последствия.

Кушнеров нервничал и постоянно пытался отыскать взглядом дочь. С трудом пробираясь сквозь скопления человеческих тел в другой конец открытой площадки, туда, где, как им показалось, мелькнула знакомая разноцветная голова, Алексей все четче понимал причины, по которым здесь собрались люди. Кто-то, как и они, пришел из чистого любопытства, другие — потусоваться в веселой компании, третьи — просто потанцевать, кто-то желал познакомиться, а кто-то целенаправленно искал объект на ближайшую ночь. На глаза попадались весьма яркие представители нетрадиционных отношений, а также те, кто делал на этом поприще первые неуверенные шаги: он постоянно ощущал случайные, а порой и намеренные прикосновения, от которых не спасал даже верный защитник Чернов.

Несколько раз к ним недвусмысленно приставали полуобнаженные девицы, но, наталкиваясь на холодный взгляд, разочарованно пожимали плечами: такие замечательные мужские особи и снова другой ориентации… Однако те, другие особи, заметив за двумя мужчинами третьего с жестким, цепким взглядом, в профессии которого можно было не сомневаться, с конкретным предложением не спешили.

Владимир следовал за Радченко с Кушнеровым как нитка за иголкой. Он был готов отреагировать на малейшее подозрительное движение со стороны, хотя прекрасно сознавал самую большую опасность: начнись паника в этой в общем-то дружелюбно настроенной толпе, он никого не сможет уберечь. Как, возможно, и уберечься сам. Тут не помогут никакие профессиональные качества, потому что, двинувшись синхронно в ту или другую сторону, многотысячная толпа способна в мгновение ока смять и растоптать все на своем пути! Такое уже не раз случалось в том или ином уголке земного шара, и результат отличался лишь количеством жертв. Два года назад нечто подобное произошло и на его родине, в Минске.

— Тебе не кажется, что на этом празднике жизни мы с тобой чужие? — прокричал Алексей в ухо Кушнерову.

— Мы с тобой слишком старые для этого праздника, вот что мне кажется! — проорал в ответ Артем. — Ну и где ваш хваленый Михаил? Просил же далеко не отходить!

— Ты бы лучше Юльку для надежности цепью приковал! Успокойся и вспомни себя: кто и что могло тебя остановить в восемнадцать лет?

— Она же девушка, как ты не понимаешь! И все они в таком возрасте носят огромные розовые очки!

— Некоторые их всю жизнь не снимают! И ничего, живы! И твоя Юлька не пропадет, не переживай. Не зря ее Инна с Тамарой сравнивает: характер еще тот!

— Ну и что? Помог Тамаре ее пресловутый характер? Иногда обстоятельства в одну секунду превращают все его достоинства в сплошные недостатки!..

…В половине одиннадцатого вечера на пороге комнаты Радченко неожиданно возник личный водитель ректора. Настроившись на учебу, ночью Леша планировал усиленно поработать: на кроватях были разложены листы ватмана с набросками, на столах стопками лежали черновики с расчетами.

— Алексей… — По растерянному виду шофера было видно: случилось нечто из ряда вон выходящее. — Два часа назад Лиду забрала «скорая». Я только что отвез в больницу ее родителей, и они отправили меня за тобой.

— Что случилось?

— Не знаю. Ждал, как обычно, возле поликлиники, только оттуда ее увезли на «скорой».

— И чем я могу помочь?

— Ну как же, — еще больше растерялся водитель, — насколько я понял, у нее выкидыш… или что-то в этом роде.

Алексей замер: неужели Бог услышал его молитвы? Закрыв глаза, он медленно осел на стул, но мужчина истолковал его поведение по-своему.

— Вы только не волнуйтесь, возможно, все еще обойдется. Я вас подожду внизу.

Алексей кивнул: ехать в больницу следовало хотя бы из приличия.

Едва он назвал свою фамилию, как в приемном покое ему выдали халат и проводили до гинекологического отделения, у дверей которого стоял убитый горем Иннокентий Вельяминович.

— Вот так оно в жизни бывает, — обнял он Алексея, при этом плечи его мелко затряслись. — А я уже мечтал, как внука в коляске катать буду… Все… Бедная моя девочка, она так ждала этого ребенка! Лидочка сама — поздний и долгожданный ребенок, как награда за все наши многолетние страдания. Бедная моя девочка, — заплакал он, уткнувшись лицом в его плечо. — Крепись, сын мой.

Словосочетание «сын мой» резануло слух: они уже считают его сыном… Какая же он сволочь, получается! Чувствуя, что густо покраснел, Алексей опустил голову. Конечно же, ему жаль этих людей, особенно Тишковского, но, положа руку на сердце, разделить их страданий он не мог.

В этот момент из приоткрытой двери высунулась голова медсестры:

— Радченко? Идите за мной.

Сморщившись от ударившего в нос специфического больничного запаха, Алексей поплелся следом. Больниц он терпеть не мог: воспоминания об этих заведениях были полны боли и разочарований.

— Сюда, — показала рукой медсестра на надпись «Послеоперационная».

В этот момент в дверях палаты показалась мать Лиды, встретилась с Алексеем взглядом и тут же опустила глаза.

— Здравствуй, Леша. Заходи, — пробормотала она, посторонившись, и медленно пошла по коридору.

Посмотрев ей вслед (что-то в ее поведении показалось ему странным), он нерешительно открыл дверь. В глубине палаты, освещенной тусклой лампочкой над дверью, на единственной занятой кровати лежала мертвенно-бледная Лида. У изголовья стояла капельница.

— Леша, — не открывая глаз, на которых моментально заблестели слезы, прошептала Лида. — Я виновата, Лешенька. Это я не уберегла нашего малыша…