Через час работа была закончена. Он развернул мое кресло, и я посмотрела в зеркало. Лицо покрывал почти сантиметровый слой пудры, а тени и губная помада смотрелись на моих искалеченных глазах и губах весьма странно. Я знала — парень сделал все, что мог, но на ум пришла старая пословица о том, что из рогожи шубы не сошьешь.

— Ты выглядишь, как Кайли! — воскликнула мама, когда я села в машину, но я только презрительно закатила глаза.

— Если бы! Я скорее похожа на трансвестита, — возразила я, съеживаясь на сиденье, чтобы никто меня не увидел. Это было совсем не то, на что я надеялась. Но в голове звучал голос мистера Джавада. Я могу гордиться уже тем, что решилась приехать сюда.

Я по-прежнему боялась ходить куда-либо, кроме церкви и больницы. Особенно ясно я осознала это однажды, месяца через три или четыре после нападения. Случилось это недалеко от госпиталя Челси и Вестминстера. Я вышла подышать свежим воздухом возле здания больницы. И вдруг увидела, что какой-то парень в куртке с капюшоном спешит мне навстречу. Я просто обезумела. О Боже! Вот оно! — в панике подумала я, и лоб покрылся бисеринками пота. Сердце стучало в пять раз быстрее обычного. — Это точно еще один приятель Дэнни! Он хочет меня убить!

Я крутнулась на каблуках и бросилась в больницу, задыхаясь от ужаса, прежде чем сообразила, что парень просто спешил на автобус. Я понимала, что это неразумно, знала, что в этом нет смысла, и все же не могла совладать со страхом. Он прятался где-то в подсознании и в любой момент мог вырваться наружу и завладеть всем моим существом. Именно он диктовал мне, как себя вести: я была всего лишь марионеткой своего страха, как прежде — марионеткой Дэнни.

Однако, как всегда, помощь была рядом. Я постоянно чувствовала поддержку мистера Джавада. Он все время искал новые методы лечения, которые могли мне помочь. Так, во время одной из консультаций в августе, он рассказал мне о реабилитационной клинике во французской деревушке Ламалу-ле-Бэн, возле Монпелье.

— Эта клиника называется «Ster», они используют самые современные методы реабилитации, которые в Великобритании пока не применяются, — объяснил мне врач. — Тебе будет полезно туда съездить, Кэти. Ты сможешь перенести путешествие?

Нет! — кричало все внутри меня. Ведь я с трудом переносила даже визиты в больницу. Но потом я задумалась. Кажется, мистер Джавад считает, что эта поездка принесет ощутимые перемены. Мне не хотелось разочаровывать его. Если доктор сказал, что это важно, я должна ему верить.

— Да, смогу, — улыбнулась я, и он радостно улыбнулся в ответ.

— Умница. Это дорогостоящее лечение, и нам понадобится испрашивать содействия в местном фонде первичной медицинской помощи. Тебе придется сходить туда на предварительную консультацию, чтобы они могли определить объемы финансирования. Остальное предоставь мне, я все улажу.

— Спасибо вам, мистер Джавад! — в сотый раз говорила я. Но сколько бы ни благодарила его, я, наверное, никогда не смогу выразить свою признательность до конца. Это большой человек, похожий на плюшевого мишку, который бесплатно работал в Пакистане, помогая жертвам нападений с применением кислоты. Он поставил перед собой задачу вылечить меня, чего бы это ни стоило. До того, как со мной произошел этот кошмар, у меня никогда не было настоящего кумира. А теперь он появился.

А еще были полицейские, которые проделывали огромную работу, чтобы добиться справедливости. Адам и Уоррен пришли ко мне спустя несколько дней после своего предыдущего визита. Мы расположились в гостиной.

— Какие новости? — нервно спросила я.

— Стефан признал себя виновным в нанесении тяжких телесных повреждений. Дэнни признал себя виновным в нанесении побоев и нападении на тебя в номере отеля, но отказывается признаваться в нанесении тяжких телесных повреждений и изнасиловании. Если он признается и в этом, ему светит пожизненный срок. Но ты должна быть готова к тому, что дело будет рассматриваться в суде, Кэти, — сказал Уоррен. — Я знаю, ты надеялась на то, что он сам во всем признается. Однако, похоже, этого не случится.

— Ну хорошо, — сказала я и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — У вас ведь есть видео с моими показаниями, правда? Мне же не придется давать показания в зале суда?

Адам и Уоррен обменялись взглядами — и у меня кровь застыла в жилах.

— То видео будет показано присяжным. Но тебе придется отвечать на вопросы в зале суда.

— Нет! Ни за что! Я не могу находиться в одном помещении с ними! — категорично заявила я. — Что, если он попытается напасть на меня? Я просто не могу! Пожалуйста, не заставляйте меня! — меня скрутило от ужаса, когда я представила, что снова увижу Дэнни. Эти черные глаза, эту жестокую ухмылку, эти мясистые руки, которыми он ощупывал меня. И он будет смотреть на меня, на это обезображенное лицо, результат его несказанной жестокости.

— Нет, я не могу, — снова повторила я.

— Место для дачи свидетельских показаний отгородят ширмой, и ты не будешь видеть его, а он — тебя, — постарался успокоить меня Адам.

— А если он выпрыгнет и схватит меня?

— Не сможет, это я тебе обещаю, Кэти. Тебе придется сделать над собой усилие. Иначе им обоим удастся выкрутиться.

— Может, он передумает и признается! Он может сделать это в последнюю минуту, и мне не придется идти в суд! — Я смотрела на них с отчаянной надеждой в глазах.

— Конечно, такой шанс есть. Но следует готовить себя к тому, что этого может и не произойти. Ты должна также понимать, что этот процесс будет освещаться в прессе. Тебе гарантирована анонимность, твое имя упоминаться не будет, но имена Дэнни и Стефана — будут.

У меня голова шла кругом. Я пыталась все это осознать. Можно надеяться и молиться до второго пришествия, но это ни к чему не приведет. Если я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, мне придется идти в суд. Придется встречаться с Дэнни — зверем, который сотворил со мной все это.

Я не представляла, как смогу пережить судебный процесс, но обещала себе постараться.

Перспектива появиться в зале суда ужасала меня. Заседание было назначено на 22 сентября. Но я старалась не думать об этом. Дэнни изменит свои показания в течение ближайших недель, — уговаривала я себя. — Он просто обязан. Он не может заставить меня пройти через это. Это слишком жестоко, даже для него. Каждый раз, когда на меня волной накатывали страх и горечь, я начинала писать стихи. Только так мне удавалось обуздать свой гнев. Когда я сочинила стихотворение Стефану в ответ на какие-то газетные статьи о нем, мне стало немного легче.

Ты сам это сказал,

Ты сам это признал.

Какой же ты дурак!

Мы знали все и так.

В тот день по улице пустился удирать,

А меня, обожженную, бросил умирать!