Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть мне вам спасибо, наверное, сказать надо?
— Ну это вы сами смотрите. Можете говорить, а можете — нет. Я свой долг выполнил.
— Ага, ну все равно спасибо вам.
Через минуту я зашел в палату, Михаил спокойно спал на свой койке.
Я подошел и легонько потряс его за плечо.
— Миш, вставай, нас с тобой переводят.
— Чего нас? — не понял он спросонья.
— Я же говорю, нас с тобой везут в НИИ, в котором меня изучали. Помнишь, я тебе рассказывал?
— Бр-р-р, момент, сейчас окончательно проснусь, ты мне расскажи подробнее.
— Давай просыпайся быстрее.
— А сколько времени?
— Около пяти.
Миша сел на кровати, тряхнул кудрями и сонным, но уже более твердым голосом спросил:
— Так, что у нас происходит? Рассказывай.
За пять минут, что называется в общих чертах, я рассказал ему о том, что случилось.
— Толя, а ты веришь им? Вдруг нас перевезут для того, чтобы ликвидировать?
— Я не уверен, что это так. С другой стороны, ты знаешь, я вот пришел вчера вечером к такому выводу: а на кой хрен нам тратить нашу жизнь на вот это тупое сидение в четырех стенах? Я, откровенно говоря, поражаюсь твоей выдержке. Если нас не уничтожат, то, значит, отправят в будущее, домой… Ну а если все-таки ликвидация, то значит, это судьба такая.
— Хм, даже не знаю, что тебе сказать по этому поводу. Но все-таки, я думаю, быть живым лучше, чем мертвым.
— Согласен с тобой, но скажи мне, милый друг, а есть ли у нас сейчас какой-то выбор?
— Да, сейчас убежать мы уже точно не сможем.
— Верно, тогда давай, одевайся, и потопали.
Миша встал, набросил на себя халат, и мы в сопровождении санитара пошли на улицу.
Было раннее утро. Рядом со служебным входом стояла черная «Волга». Спереди сидел Юрий Тихонович. Он помахал нам рукой.
Как только мы уселись, Юрий Тихонович обернулся к нам.
— Ну что, — обратился он к Михаилу, — давайте знакомиться?
— Кочегаров.
— Ну это я уже знаю. Я даже знаю, что в будущем вы будете очень известным человеком, музыкантом.
— Ну да, есть такое дело.
— Я думаю, мы постараемся и вам помочь. Значит, наши планы такие. Сейчас мы пулей в аэропорт, оттуда в Москву и обратно в НИИ. Ну а пока мы едем, давайте, рассказывайте, как вы дошли до жизни такой, что в психушке оказались.
Мы с Михаилом переглянулись.
— Понимаю, рассказывать очень много. Тогда я начну рассказ, чтобы Михаил понимал, куда он попал и с кем имеет дело.
В 1946 году в нашей стране начали появляться военные научные институты.
Обстановка в то время была крайне сложная. СССР стоял на грани новой войны, уже ядерной, с бывшим союзниками по войне с гитлеровской Германией.
Одним из таких заведений был наш институт. Занимались мы тем, что изучали паранормальные явления. Конечно, с точки зрения обыкновенного человека, все эти вещи кажутся выдумкой. И тем не менее к середине нашего века наука накопила огромное количество разнообразных фактов, игнорировать которые было нельзя. Надеюсь, вы понимаете, какие огромные перспективы открывались бы армии, на вооружении которой стояло бы оружие, основанное на подобных технологиях.
— Извините, — начал Михаил, — а можно я вопросы буду задавать, а то иногда непонятно…
— Ну, во-первых, давай все-таки на «ты» общаться, а во-вторых, конечно можно. Если ответы на них не будут составлять государственную тайну, то вполне.
— Я читал в нашей желтой прессе, что у американцев тоже есть такой институт. И что он находится в зоне 51…
— Эх, мил-человек, вот с Анатолием я уже давно общаюсь, а все равно не понимаю, как в российской прессе могла появиться наисекретнейшая информация из США. У нас-то про нее недавно узнали. По всей вероятности, наши заокеанские друзья также во всю занимаются изучением этой проблемы.
— То есть и летающие тарелки вы тоже изучаете?
— Вот про это я сказать не могу…
— Понято.
— Ну не знаю, чего там тебе понятно. А я, в свою очередь, продолжу рассказ. Тема, связанная с проникновением в другое время, тоже наша.
— То есть ты хочешь сказать, что у вас до нас уже были посланцы из будущего, — спросил я.
— Нет, вы, так скажем, самые настоящие пионеры. А вот разнообразные предметы, которые, как считают наши эксперты, из очень глубокого будущего — вот они — да. Наш институт подчиняется Комитету государственной безопасности, 9-му управлению. А со стороны Политбюро нас курирует непосредственно генеральный секретарь.
— И все-таки, Юрий Тихонович, самый главный вопрос — удалось вашим специалистам разгадать загадку перемещения во времени? — спросил я.
— Да, Толя, шанс оказаться дома у вас есть, и очень немаленький. Я думаю, что, когда мы вернемся обратно, ответ будет совсем точный и, скорее всего, положительный.
— Скорей бы… Миша, ты представляешь, мы снова можем оказаться дома!
— Ну да, дома… дом остался черт знает где, после того как ты организовал первую капиталистическую революцию. Толь, ведь подумай сам. Если все изменения начнут происходить сейчас, то в середине 80-х никакой перестройки не будет.
— Миша, ну как ты не понимаешь, что если реформы будут проведены грамотно, то в этом случае наша страна избежит огромного количества неприятностей — начиная с развала СССР и заканчивая чеченскими событиями. Это же просто прекрасно! Сколько жизней удастся спасти!
— Не думал, что ты такой гуманист.
— А вот мне его размышления, исключительно нравятся, — добавил Юрий Тихонович.
— Да нет, я не спорю. Просто я считаю, что наша жизнь, ну в смысле та, которая была, — безвозвратно потеряна. Никогда не будет больше тех ощущений, которые были, — немного смущенно добавил Михаил.
Наша машина подъехала к аэропорту. Мы изрядно устали, поэтому последние полчаса откровенно спали.
— Вставайте, — разбудил нас Юрий Тихонович, — мы приехали в аэропорт. Полетели домой.
Я оглянулся по сторонам. Вот я и улетаю из Грузии, в общем, как и планировалось, через десять дней. Но как много событий произошло за это время.
Больнее всего было за Татьяну, за те отношения, которые возникли. Но имел ли я право продолжать их? Нет, конечно! Пока еще не поздно, пока лавина любви не накрыла нас с головой, нужно было обязательно остановиться.
К тому же, и это было совершенно понятно, нельзя любить через время. Дай бог, меня отправят обратно в 2008 год, Михаила — в 1989-й. А Таня, ее дядя Миша, узбеки эти гребаные, все они останутся здесь, в 1977. И у всех у них еще будет целая жизнь, и когда мы наконец встретимся в одной временнóй точке, они и не вспомнят, что было 29 лет назад на морском побережье.