Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй мировой войны Меккой для русских эмигрантов с бывшей восточной окраины Российской империи. Викторин Михайлович, разумеется, был чистокровным русаком, но родился в Татарстане, а в 1918 году возглавил антисоветское восстание в татарской Елабуге. Так что была своя логика в том, чтобы восходящего к нему романного персонажа сделать татарином. Кстати сказать, на самом деле в белых армиях Восточного фронта генералов-татар не было. Действие «Доктора Живаго» происходит в тех же местах, где воевал Молчанов, а за фантастической Рыньвой угадывается вполне реальная Кама. Молчанов, как и Галиуллин, происходил из простонародной семьи - был сыном мелкого чиновника и окончил не гимназию, а всего лишь реальное училище. Хотя пастернаковский герой, подчеркну, происхождения еще более низкого - он сын дворника. Здесь Пастернаку нужен был именно татарин -из-за сходства с Феликсом Юсуповым, и писатель учитывал, что в городах одна из наиболее распространенных «татарских» профессий - это как раз дворники.
Тут характерно также совпадение римских (латинских) имен: Галиуллин как искаженное «Гай Юлий», Феликс (в переводе счастливый) Юсупов и Викторин (в переводе -победитель) Молчанов. Последний играл активную роль в Гражданской войне на Урале, где сам Пастернак находился перед революцией и в начале 30-х годов, в мрачный период коллективизации. Ижевская бригада, которой командовал Молчанов, играла важную роль в сражении за Челябинск - одном из крупнейших в военной карьере Тухачевского. Челябинск, кстати, упоминается и в романе в слегка искаженном, «народном» произношении, в виде частушки: «Я пойду в Селябу город, /К Сентетюрихе наймусь». Возможно, именно тот факт, что под Челябинском Молчанову и Тухачевскому пришлось сражаться лицом лицу, и подсказал Пастернаку идею свести друг против друга Галиуллина и Стрельникова, героев, восходящих к данным прототипам.
В дальнейшем Ижевская бригада была развернута в Ижевскую дивизию - самое боеспособное соединение в армии Колчака, и командовал дивизией произведенный в генералы Молчанов. Потом Викторин Михайлович командовал белыми войсками в Приморье - во время успешного наступления на Хабаровск, а затем во время поражения от многократно превосходящих советских сил у Спасска и Волочаевки. Так что про «штурмовые ночи Спасска» и «волочаевские дни» - это и про Викторина Молчанова тоже, которому еще будущий советский маршал Блюхер письма писал с предложением перейти на сторону красных. Командир ижевцев в белой армии был столь же харизматической личностью, как и Тухачевский - у красных. В Первой мировой войне Молчанов, кстати сказать, сделал несколько более заметную карьеру, чем Галиуллин, в годы Первой мировой войны был капитаном, командиром отдельной саперной роты, а в феврале 1918 года Молчанов, будучи подполковником и корпусным инженером, был ранен и, как и Тухачевский, побывал в немецком плену, правда, короткое время (был отпущен по ранению).
Мемуары генерала Молчанова, изданные незадолго до его смерти, назывались «Последний белый генерал». Тухачевский же советской интеллигенцией считался «первым красным маршалом». Получается, что в «Докторе Живаго» последний белый генерал борется с первым советским маршалом. Пастернак тоже мог счесть Молчанова последним белым генералом - ведь Викторин Михайлович был последним белым военачальником, сражавшимся с красными в Гражданской войне, - и сознательно ввести в роман подобную символику.
Во время Гражданской войны Пастернак на Урале, как известно, не был. Он уехал оттуда в Москву вскоре после Февральской революции. Рисуя ужасы Гражданской войны на Урале, он привнес в роман свои впечатления от коллективизации.
Галиуллин пытается обуздать анархию, но это ему так и не удается. Первую такую попытку он предпринимает еще в 1917 году, сопровождая комиссара Временного правительства в поездке к взбунтовавшимся солдатам.
Убийство зыбушинцами комиссара Временного правительства Гинца (или Гинце) является одним из наиболее ярких эпизодов небогатого в целом на события пастернаковского романа. Оно восходит к реальному эпизоду - убийству в 1917 году на Юго-Западном фронте комиссара Временного правительства Ф.Ф. Линде, случившемуся 25 августа 1917 года в селении Духче. Этот случай, в частности, был подробно описан в мемуарах казачьего генерала П. Н. Краснова «На внутреннем фронте»:
«Я остался в штабе с Гиршфельдтом ожидать комиссара Линде. Если я не ошибаюсь, Линде был тот самый вольноопределяющийся л. гв. Финляндского полка, который 20 апреля вывел полк из казарм и повел его к Мариинскому дворцу требовать отставки Милюкова.
Около 11 час. утра на автомобиле из Луцка приехал комиссар фронта Ф. Ф. Линде. Это был совсем молодой человек. Манерой говорить с ясно слышным немецким акцентом, своим отлично сшитым френчем, галифе и сапогами с обмотками он мне напомнил самоуверенных юных немецких барончиков из прибалтийских провинций, студентов Юрьевского университета. Всею своею молодою, легкою фигурою, задорным тоном, каким он говорил с Гиршфельдтом, он показывал свое превосходство над нами, строевыми начальниками.
- Ну, еще бы, - говорил он, манерно морщась, на доклад Гиршфельдта, что все его увещания не привели ни к чему и виновные все еще не выданы. - Они вас никогда не послушают. С ними надо уметь говорить. На толпу надо действовать психозом...
- Вот вторая рота (если память мне не изменяет), - сказал командир полка. - Она - главная зачинщица всех беспорядков.
- Когда ваша родина изнемогает в нечеловеческих усилиях, чтобы победить врага, - отрывисто, отчетливо, говорил Линде, и его голос отдавало лесное эхо, - вы позволили себе лентяйничать и не исполнять справедливые требования своих начальников. Вы - не солдаты, а сволочь, которую нужно уничтожить. Вы - зазнавшиеся хамы и свиньи, недостойные свободы. Я, комиссар Юго-Западного фронта, я, который вывел солдат свергнуть царское правительство, чтобы дать вам свободу, равной которой не имеет ни один народ в мире, требую, чтобы вы сейчас же мне выдали тех, кто подговаривал вас не исполнять приказ начальника.
Иначе вы ответите все. И я не пощажу вас!
Тон речи Линде, манера его говорить и начальственная осанка сильно не понравились казакам. Помню, потом мой ординарец, урядник, делясь со мною впечатлениями дня, сказал: «Они, господин генерал, сами виноваты. Уже очень их речь была не демократическая».
После того как мятежные солдаты, под угрозой сотни казаков, выдали зачинщиков, Линде вместе с начальником дивизии генералом Гиршфельдтом решил поговорить с солдатами, разъяснить им ошибочность их поведения. Это и привело к трагической развязке. Краснов описывает ее следующим образом: «По лицам солдат второй роты я понял, что дело далеко не кончено, что судом комиссара они недовольны. Я приказал