Что помогло – поддержка Броваля? Речь Александра в свою защиту? То и другое одновременно? Как бы там ни было, 13 июня 1828 года на пьесе была поставлена виза, и сразу после этого ее начали репетировать. Роль Христины получила мадемуазель Марс, Мональдески – Фирмен. К сожалению, настроения актеров так же непредсказуемы, как и у цензоров. Мадемуазель Марс, прославившаяся своими капризами, попросила изменить те реплики, на которых она запиналась, а поскольку Александр отказался уступить ее требованиям, актриса сослалась на внезапное недомогание, стала пропускать репетиции, а потом заявила, что на все лето берет отпуск по болезни. Глядя на нее, и другие актеры начали задаваться вопросом о психологическом «смысле» своих персонажей и требовать поправок в тексте.

И тут 4 августа Французский театр внезапно принимает к постановке другую «Христину, королеву Швеции» – принадлежащую перу Луи Бро, бывшего префекта и близкого друга герцога Деказа. Роль Христины отдали мадемуазель Вальмонзе, любовнице Эвариста Дюмулена, грозного издателя газеты «Le Constitutionnel». Последний потребовал, чтобы «Христину» Луи Бро поставили раньше, чем пьесу Дюма. Как можно ответить отказом на просьбу короля прессы, высказанную в форме ультиматума? Александр неохотно уступил свою очередь. Ему пообещали при первой же возможности возобновить репетиции, но он уже не верил в чудеса и с тоской провожал взглядом свою «Христину», ссылаемую в катакомбы – к бесчисленным незавершенным проектам театра. И не успел он проститься со своей шведской мечтой, как Фредерик Сулье сумел заинтересовать «Одеон» третьей «Христиной» – своей собственной. А вот это Александра не очень огорчило. Более того, к тому времени ему стало казаться, что Французский театр, отклонив его пьесу, не только ничего у него не отнял, а напротив, оказал ему услугу. С некоторых пор драматург усомнился в достоинствах своей «Христины». Да, думал он, как она ни хороша, ей не по силам встряхнуть вялую французскую публику. Этой пресыщенной толпе требуется драма одновременно политическая и любовная, театральное подобие картин Делакруа. Но где найти сюжет достаточно новый, достаточно волнующий, достаточно сильный для того, чтобы заставить весь мир ему аплодировать? Может быть, надо полистать исторические сочинения?

Александра удручало его собственное невежество. Как он жалел теперь о часах, потраченных на браконьерство, – лучше было в это время рыться в библиотеках! Не пришлось бы сегодня наверстывать упущенное. Что лучше? Читать или выдумывать? На его взгляд, одно без другого существовать не могло. Разве не самое лучшее время в работе над пьесой или книгой то, когда автор выдумывает приключения своего героя, но пока еще не должен их описывать? Вот тогда-то он получает полную свободу, а в результате его ждет верный успех! Увлеченный этим миражом, Александр готов был поверить, что правильно поступил, согласившись отложить на неопределенный срок постановку «Христины»: благодаря этому у него появится возможность громко заявить о себе драмой, ни одной строки которой еще не написано, но которая, несомненно, будет верхом совершенства.

Как-то раз Александр, истомившись в своей пале-рояльской каморке, решил подняться на тот этаж, где занимались счетоводством; поиски сюжета для драмы к этому времени продолжались уже не первый день, и он намеревался поговорить о своих литературных, а заодно и прочих заботах с Амеде де Ла Понсом. Но Ла Понса на месте не застал – тот, не более усердный служащий, чем сам Александр, вышел погулять. А на его столе осталась толстая книга, раскрытая на девяносто пятой странице: «История Франции» Луи Пьера Анкетиля. Александр машинально взял ее в руки и пробежал глазами несколько строк: перед ним был рассказ о трагической любви одного из «миньонов», фаворитов Генриха III, Сен-Мегрена, и Екатерины Клевской, жены герцога де Гиза. Запутанная интрига, сплетенная под знаками страсти, коварства, кинжала и яда. Исторические сведения только разожгли его любопытство, и он пообещал себе при первом же удобном случае проверить их и узнать обо всем этом поподробнее. Пришлось снова обратиться за помощью к «Всеобщей биографии»: настоящая сокровищница для человека, который мается в поисках вдохновения! Здесь он нашел ссылку на мемуары Пьера д’Этуаля и, продолжая свои изыскания, попросил всезнающего господина Вильнава одолжить ему эту редчайшую книгу, которая, на счастье молодого автора, обнаружилась в библиотеке ученого. Старался не зря! В ней-то Дюма и прочел о том, каким образом герцог де Гиз покарал неверную жену, приказав убить ее любовника, Поля де Сен-Мегрена. С этим эпизодом перекликался еще один, похожий – история Бюсси д’Амбуаза, убитого другим обманутым мужем, господином де Монсоро. Жестокие нравы того времени подстегнули воображение Александра. Стремясь побольше разузнать о прихотях двора Генриха III, он по совету все того же Вильнава прочел блестящие и язвительные сочинения Агриппы д’Обинье и «Остров гермафродитов», анонимный памфлет, бичующий гомосексуальные отношения короля с его фаворитами. Пряный душок, исходивший от этого королевского двора, щекотал ноздри Дюма. Он так и видел перед собой и красавца фаворита – нарядного, дерзкого, изнеженного, вспыльчивого, и Генриха III – слабого, инфантильного, капризного и непоследовательного, и его мать, властную и суеверную интриганку Екатерину Медичи, обожающую сына и готовую все ему простить, лишь бы он предоставил ей править королевством, укрывшись за его спиной. С каждым днем эти призраки все отчетливее представлялись его разгоряченному уму. Он увез их с собой в Вилле-Котре, куда отправился к открытию охоты, и между двумя походами в лес рассказал их историю давним друзьям. Те слушали с интересом, а сам он, пока говорил, внезапно осознал, что, еще не успев взять в руки перо, сочинил всю драму до мельчайших ее подробностей.

Вернувшись в Париж, Дюма повторил свой рассказ Мелани, и ее он тоже задел за живое. И все же она не соглашалась с Александром, убеждавшим ее, что проза куда больше, чем стихи, подходит для этой сумрачной интриги. Она боялась, что диалог, лишенный ритма и рифмы, зрителям, привыкшим к музыке александрийского стиха, покажется слишком грубым. Но Александр крепко держался за свое намерение: на этот раз его герои будут разговаривать, как обычные люди. Так они начали говорить в его голове, так продолжат и на сцене.

Пьеса сочинялась стремительно и оказалась закончена уже в августе 1828 года. Она изобиловала безотказно действующими элементами мелодрамы: тут были политические и любовные интриги, темные дела астролога-отравителя, распутство фаворитов, столкновения короля с герцогом де Гизом, тайные происки Екатерины Медичи, подлый замысел ловушки, в которой погибнет Сен-Мегрен… Зрителю не дадут и секундной передышки, он должен сидеть как на иголках в течение всего действия! Все жестокие поступки, обычно оставляемые классиками за кулисами, здесь будут выведены на свет: больше никакого единства места, действия и стиля, никакого приукрашенного рассказа о событиях, которые неприлично представлять на сцене, – герои будут развлекаться, спорить между собой, ненавидеть и убивать друг друга, «как в жизни». Совершая все эти смелые перевороты, Александр сознавал, что своим «Генрихом III» открывает царствование романтической драмы. Он одновременно и гордился этим, и был несколько испуган.