Когда он проснулся, она сидела поодаль, глубоко задумавшись. Из тоненькой палочки, которую она зажала между губ, колечками вылетал ароматный дым. Рефлексивно он схватился за пистолет. Его не было на месте.

Они больше не находились наедине друг с другом. Справа от него сидели трое людей. Двое мужчин с удовольствием ели, а их женщина-компаньон с интересом рассматривала Раньи. В руках ее был зажат баллон с газом, он был направлен прямо ему в лицо.

Увидев, что он проснулся, ближний к нему мужчина повернулся лицом к Раньи и вежливо заговорил через переводящее устройство.

– Мы решили дать тебе выспаться. После столь длинного пути, который ты проделал, мы решили, что ты устал. А мы хотим доставить тебя в хорошем состоянии. Не думай, что мы бы тебя поймали, если бы сами слишком много спали.

Он перевел взгляд на Нейду Трондхайм. Она сидела рядом с ним на плоской скале, ее грациозная фигура четко вырисовывалась на фоне восходящего солнца, колени были подтянуты к подбородку.

– Извини, – сказала она. – Я предупреждала тебя, что мои друзья настигнут нас.

– Я думал… – начал он было. И замолк. Что он думал? Что он мог думать?

Все было просто. Он ни о чем не думал. Если бы он думал, то просто пристрелил бы ее.

Он был очень усталым, а она была такой теплой, такой мягкой, такой понимающей. С ней было так интересно говорить. И оба они были совершенно одни.

Очевидно, выражение, появившееся на его лице, было очень красноречивым и понятным. Она поняла его:

– Ты же знаешь, я пыталась помочь тебе остаться свободным как можно дольше. Я на самом деле пыталась. – Она поменяла положение ног. – Должно быть это ужасно, находиться так далеко от друзей и семьи, в чужом окружении. Но это лишь оттягивало неизбежную развязку, кроме того, у тебя было два заряженных ружья. Ты мог выстрелить в кого-нибудь, и кто-нибудь выстрелил бы в тебя. Я не хотела, чтобы тебя убили.

– Какая тебе разница? – он испытующе поглядел на нее. – Какая тебе разница, что именно случится с вражеским солдатом?

– Потому что я не убеждена, что ты враг. – Она пососала тоненькую серебристую палочку. Легкий дым скрыл выражение, появившееся на ее лице.

Один из мужчин взглянул на нее:

– Что это значит, Нейда?

– Ты смотрел на него? Я имею в виду, смотрел ли ты на него внимательно?

Женщина, охранявшая Раньи, ответила:

– Мы все видели изображения. Они были достаточно детальными. Он, по-моему, результат какого-то скрещивания. Ашреган-мутант?

– Возможно, – пробормотала Трондхайм. – А может быть, и что-то иное.

– Не наше дело искать ответы. – Он выдернул петельку из пакета с едой и проследил, как он обратился в порошок. – Мы – охотники, находим и ловим. Исследователи и ответственные за развитие – делают выводы. Раньи изумился своему спокойствию. Он мог бы разозлиться на нее, но не злился. В конце концов, она не предала их близость. Их быстрое взаимодействие было ни чем иным, как научным экспериментом. Она сама так сказала. Они были представителями, хотя и совместимыми, двух различных рас. Она не могла бы его «предать», если бы даже захотела. Если он и был на кого-то зол, то лишь на самого себя. За то, что поддался ей, за то, что потерял бдительность. Он мог утешаться лишь тем, что ничто в той подготовке, которую он получил, не готовило его к происшедшему этой ночью.

На этот раз они были с ним очень осторожны. Все знали историю его побега, и они не собирались повторять ошибку своих предшественников. Транспорт, который вскоре прибыл за охотниками и пленником, был оборудован отдельным отсеком для столь важною гостя и веревками, которыми можно было связать его ноги. С одной стороны, он оставался один, с другой стороны, его было легче охранять.

Он несколько раз видел Нейду Трондхайм во время полета с гор, когда в течение нескольких минут они проделали путь, который занял у него несколько дней. Но они не разговаривали. Ему это было не нужно, она тоже не была уверена в необходимости такого разговора. Транспорт летел над садами и полями. Он приблизился к другой горной гряде, более низкой и не столь массивной, как та, где Раньи нашел себе временное прибежище. Транспорт завис в воздухе, стена в одной из гор отъехала в сторону. Когда транспорт проник внутрь, стена закрылась. Он ожидал увидеть подземную базу. Узор не стал бы располагать подобную базу на поверхности, где известие о его присутствии могло бы встревожить умы простых граждан.

Апартаменты, которые были ему предоставлены, оказались просторными и даже роскошными. Очевидно, обширность его жилища соответствовала важности, которую ему придавали. Оно не было похоже на камеру для заключенных. На стенах были изображения местного ландшафта, но ни одного окна. Небольшая инспекция его нового жилища однозначно дала ему понять, что второго побега не будет.

Ладно, он все же сумел доставить им беспокойство в течение последних двух недель. Все же у него были еще обязательства перед Назначением, он был жив и невредим. Возможности же доставить им неприятности могут предоставиться в ближайшем будущем.

Его снабдили пищей и разными безделушками, которыми обычно пользовались ашреганы для развлечения. Это было уже нечто большее, чем обычное гостеприимство. Он не ожидал подобного от людей. Но с самого дня своего прибытия, он не видел ни одного человека. Видимо на базе работали преимущественно гивистамы, о’о’йаны и конечно юланцы. Однажды турлог с клешнями, остановился и внимательно его разглядывал своими глазами, лениво плавающими на концах подвижных отростков. Но ни один человек не появлялся. С ним регулярно беседовал гивистам и однажды – пара массудов. Он свободно рассказывал о себе, отказываясь отвечать лишь на те вопросы, которые, как ему казалось, затрагивали военные темы. Они не вынуждали его отвечать. Пока. Потому, что больше всего они были заинтересованы в нем самом, а не в той информации, которую он мог бы им сообщить. Страшнее были медицинские тесты и анализы, хотя ни разу ему не причинили вреда или боли, не делали никаких болезненных стимуляций. Просто и оборудование, и сами процедуры ему были неизвестны. Страшно было потому, что он не знал, чего ожидать.

Однажды они уложили его на плиту, поместили внутрь цилиндра, похожего на гроб, закрыли его и подвергли его тело обработке различного цвета световыми излучениями. Как и после иных тестов, он не ощутил никакого физического или умственного ущерба и, как всегда, никаких неприятных последствий.

Они брали пробы его крови, его экскрементов и кожи, волос, костей. Его анализировали, изучали, сканировали, обмеряли и оценивали с разных точек зрения. Это продолжалось бесконечно. За все это время он не видел ни одного человека. Да и зачем? Люди – были воинами, как и он, а не исследователями. Они не изучали, они разрушали. Он не был особенно огорчен этим фактом, пожалуй, несколько раздосадован. Ему было бы неприятно, если бы в его обследовании приняла участие Нейда Трондхайм. Значительно проще оставаться бесстрастным и сохранять отсутствующий вид в присутствии любопытных гивистамов и с’ванов. Мысль о самоубийстве не приходила ему в голову. Эта концепция была ему знакома лишь по учебным занятиям. Убить себя означало бы нанести оскорбление и ущерб Назначению, лишить его ценного и разумного существа, которое может способствовать его достижению. Такой поступок могли бы совершить лишь поистине враждебные существа. Как люди, например. Его не допускали на обсуждения, посвященные результатам анализов, поэтому он не представлял, насколько они были ценными. Оставаясь наедине с собой, он пытался расслабиться, как мог. Таким образом, он поддерживал ясность ума и физическую форму. Если его «хозяева» утратят бдительность, он сумеет сбежать или нанести им какой-либо иной ущерб, который послужит цели.