В масках мы с бабкой были похожи как сестры — одного роста, одной фигуры. Даже кисти рук и форма ногтей были одинаковы. Юлианна в прохладе и безмятежности женской половины государева дворца прекрасно сохранилась. Не думаю, что у нее была дурная жизнь. Руки ее не выдавали возраста. Они не знали ни стирки, ни мытья полов, ни чистки овощей. Если бы не белоснежные волосы и скорбная складка вокруг губ, никто не дал бы ей больше сорока, а со спины так и вовсе она выглядела юной девой.

Очевидно, наше (нет, Браенгов) бедственное положение не было секретом для короля, а может о сём позаботился Кир, но в нужный срок нам прислали великолепную карету, установленную по зимнему времени на полозья. То есть я посчитала ее великолепной, потому что внутри нее был фаянсовый ящик с тлеющими углями, а на сидения и пол были выстланы мехом. Бабка только брезгливо скривилась.

— Что, у государевых наложниц экипажи были лучше? — не упустила случая я.

— Намного, — коротко ответила бабка, не поддаваясь на провокацию.

— Ну так у кнессинок и таких не было, — ухмыльнулась я. — Мы на санях зимой ездили.

— Что от деревенских кнесов ждать, — хмыкнула Юлианна.

— Зато я на государевых балах свободно танцевала, — не осталась в долгу я. — А не подглядывала из-за шторки.

— Оно и видно, как ты танцевала, — насмешливо заметила бабка. — Как корова на льду. Ладно хоть сейчас в маске, не опозоришься. Впрочем, на маскарад ходят не для танцев.

— И для чего же?

— Для греха и разврата, разумеется, — пожала плечами Юлианна и, прежде чем я успела возмутиться, добавила. — И для заключения разных союзов.

Интересно, можно ли скомпрометироваться на балу? Попадать в скандальные ситуации я умею. Грех и разврат, ммм…

Ехали мы недолго — преимущество дома в столице. Сквозь заиндевелые окна увидела я очень мало: одни только фонари и окна домов. Признаю, Галлия более развита, чем Славия. В Галлии серебряные и медные рудники, алмазные и изумрудные копи, оружейные заводы и прочая металлургия.

И хотя с магией тут сложно: основное население — оборотни, а они не часто владеют магией, деньги делают мир вокруг более удобным. Для фонарей используют маг-накопители, для освещения жилищ маг-светильники, в столице и в других городах есть водопровод.

Маг-накопители — занятная вещь, универсальный источник энергии. Зарядить их может даже слабый маг, за это платятся небольшие деньги. В Славии такая возможность предоставлялась только в крупных городах, и мы никогда не упускали ее. Сдавали энергию всей семьей.

Королевский дворец сиял огнями — и откуда в Галлии столько магов? Неудивительно, что они потом в некоторые районы не могут призвать дождь или снег. Судя по расточительности столичных жителей, на провинцию просто не хватает ресурсов. Наш государь никогда не ставит свои прихоти выше потребностей населения.

— А Оберлинги — оборотни? — спросила я Юлианну.

— По большей частью частично, — ответила бабка. — Оттого и стараются брать в род чистых оборотниц, чтобы усилить кровь.

— А с магией у них что?

— Кто-то маг, кто-то нет, — пожала плечами Юлианна. — Как собственно и у нас. Кир — очень сильный воздушник, я — средний водник. У Виолетты и Аделаиды дар столь слаб, что его можно и вовсе не считать.

Мы поднялись по ступеням, где нас ждал человек в костюме хищной птицы, в котором я без труда узнала Кира. Он взял меня под руку и повел в бальную залу.

Никогда не любила такие сборища. Толпа действует на меня угнетающе. Шум от множества голосов, заглушающий даже музыку, бьет по голове не хуже оплеухи Юлианны.

Я, совершенно растерявшись, вцепилась в локоть Кирьяна, следуя за ним сквозь толпу. Слава богине, никаких танцев! Он завел меня в какой-то кабинет, где уже находился невысокий молодой человек с простым и открытым лицом в совершенно обычной одежде.

— Эстебан, приветствую, — кивнул Кир.

Мужчина кивнул в ответ. Очевидно, знакомы они были достаточно близко.

А вот Юлианна, шедшая за нами следом, склонилась в реверансе:

— Ваше высочество, благодарю вас за оказанную милость и честь, — прошелестела она.

Ничего себе! Так выходит, этот юноша — наследный принц Галлии? Я склонилась в поклоне, как это было принято в Славии.

— Снимите маску, прекрасное дитя, — ласково попросил (приказал) мне принц.

Я развязала ленты и убрала с лица свою защиту.

— Глаза другие, — сказал принц, внимательно меня разглядывая. — Но семейное сходство несомненно. Кровь Браенгов. Красивая девочка… Расскажи мне, кто твои родители?

— Она внучка государя… — начала было Юлианна, но была перебита.

— Всё, что вы имеете сказать, леди Браенг, я уже слышал, — резко сказал принц. — Мне интересно, что скажет ваша внучка.

— Я дочь кнеса Градского и Любомилы Славской, дочери государевой, — наклонила голову я. — Кто такие Браенги, я не знаю. Меня украли в день свадьбы из отцовского имения.

Принц насмешливо поднял брови:

— Не украли, а вернули украденное, — мягко сказал он.

— Украденное вернулось само, — упрямо ответила я, но тут же почувствовала, как неведомая сила клонит мою голову к земле, а рот будто закрыла чья-то рука.

— Я слышал про кнеса Градского, — сказал Эстебан. — Он достойный воин и хитрый политик. Недаром его зовут цепным лисом Святозара Славского. Стало быть, его дочь! Она, должно быть, сильный маг?

— Достаточно сильный, — ответил за меня Кир.

Я же только мычала и сверкала глазами.

— Что ж, — задумчиво произнес принц. — Оберлинги так стремятся усилить свой род, что кнессинка Градская станет им отличной партией.

Кнесса! Я кнесса!

— Благодарю, ваше высочество, — радостно закивала бабка.

Рано радуется. По холеной морде его королевского высочества явно видно, что он задумал какую-то пакость.

— Брак с Максимилианом Оберлингом я утвержу немедленно.

Баммм! Вот оно, выстрелило.

Я с жадным любопытством уставилась на стремительно меняющую цвет Юлианну. Она открывала рот как рыба, то краснея, то бледнея. По-моему, ей срочно стоило вызвать лекаря, пока ее не хватил удар. Несмотря на то, что решалась, в общем-то, моя судьба, я про себя злорадно хихикала.

— Но… он же старый! — наконец, выдала связную реплику бабка. — Жених должен быть моложе сорока!

— Максимилиану исполнится сорок лет только завтра, — жизнерадостно заявил предатель Кирьян.

Тут уже побледнела я. Сорок лет! Это же… это же… это даже чуть меньше, чем было сиятельному кнессу Ольховскому. Но всё равно — старик.

— Он ущербный! — напомнила бабка. — Выгоревший!