Но нет, всё же это кара, это напоминание о моём преступлении. О нашем преступлении, ведь мы пошли вопреки божьим законам, нарушили освящённую богами брачную связь. Моё сердце, моя жизнь, простишь ты ли меня когда-нибудь? Найдёшь ли ту, что составит твоё счастье? Я надеюсь, я хочу верить, что да. Каждый день молю святых покровителей, чтобы они поскорее изгладили в твоём разуме мой образ, ибо твой со мной всегда, я просыпаюсь в слезах, вспоминая о тебе. Я хочу вернуть наши дни, но это невозможно. Я должна, обязана выполнить свой долг, обязана быть хорошей женой Артейджу, вырастить сына так, чтобы он никогда не узнал, кто его настоящий отец.

Грудь разрывается от горя, что мне не суждено тебя больше увидеть, что ты никогда не возьмёшь на руки нашего сына. Но так будет лучше для всех нас. Это моё бремя, и я клянусь безропотно нести его. Жизнь не приносит мне радости без тебя, каждый день словно пытка, каждый миг – терзает память о твоём голосе, твоих поцелуях. Порой мне кажется, что смерть была бы милостивее ко мне, чем жизнь без тебя. Но я верю, что мысли о нашем сыне помогут мне удержаться.

Твоя навеки…»

У меня у самой потемнело в глазах, когда я представила себе ощущения той далёкой женщины, матери Сейджа. Слишком свежими были воспоминания о том, как я сама должна была выйти за нелюбимого. Если бы я не пошла вопреки воле отца, сейчас дин Койоха воспитывал бы дочь Сейджа, а я… может быть, и я так же сильно тосковала бы по тому, с кем мне уже никогда не суждено было соединиться.

Но здесь, если я верно поняла, всё было ещё хуже. Мать Сейджа встретила того, которого полюбила, уже после того, как вышла замуж за Артейджа Айсенверта. Запретная любовь, невозможная любовь, потому что разводы в кругу аристократов не приняты. Развод моих родителей смог состояться во многом потому, что и свадьбу держали в тайне.

Боги, так это значит, что Сейдж – по крови совсем не Айсенверт.

Он стоял, меряя взглядом старую кормилицу. Я не видела его лица и была этому рада. Зато видела, как текли слёзы по изборождённому морщинами лицу старухи.

– Прости меня, родной. Не держи зла. Твоя мать любила тебя.

– Но своего любовника, судя по всему, она любила больше, – резко и зло бросил он. – Раз приняла такое решение.

Я прикрыла рукой рот, чтобы не ахнуть вслух. Сейдж понял то, что я упустила. Это было наверняка предсмертное письмо. Его мать никто не убивал, она покончила с собой.

Но старуха покачала головой:

– Не говори так. Твоя мать не накладывала на себя рук. Просто та любовь, что даруют небеса, может стать проклятием, если ей не суждено сбыться. Она пыталась избавиться от неё, перестать чувствовать. Но магия, к которой она прибегла, обернулась против неё, стала выедать её нутро.

Я содрогнулась. Тёмная магия. Наверняка мать Сейджа воспользовалась ею. Мой отец не проклинал её.

Мой… отец?.. Нет, он не может быть связан со всем этим. Это только случайность, отец Сейджа обвинил его в смерти жены только потому, что ненавидел.

А почему он ненавидел его?

– Кто? Кто этот сукин сын, из-за которого ей пришлось умереть?

– Его имя на обороте, – тихо ответила старуха.

Я перевернула письмо. Пальцы дрожали.

Короткое, из четырёх букв, имя чётким росчерком застыло в сознании, въелось намертво.

«Олар».

Имя моего отца.

Мне было шесть лет, когда отец заставил меня поклясться на материнской могиле: что я положу все силы и всю жизнь на то, чтобы тот, по чьей вине она покоится в чёрной земле, разделил её участь. Я знал, о ком говорит отец: о том жестоком и злом человеке, с которым она виделась незадолго до своей смерти. Именно он убил её, так сказал отец, сказал твёрдо и уверенно, и я не видел причины этому не верить.

Я вырос в ненависти к этому человеку, пусть тогда ещё я не мог сопоставить слово «Рейборн», которое отец с упрёком и горечью бросал матери, и её сразу потухавшие глаза, болезненную складку на лбу, какую-то безмолвную мольбу, смысла которой я не понимал. Для меня оно означало то приходящий по ночам кошмар, то загадочное проклятие, то просто всё самое скверное и злое, что бывает в мире.

Я и сам иногда, в минуты, когда в меня вселялся злобный дух бездны, развлекался тем, что кричал в лицо матери «рейборн, рейборн», с удовольствием наблюдая, как оно искажается болью. Забавное слово, слово-пугало, слово, которое почему-то так сильно действовало на мать. Я пару раз спрашивал, что оно значит, у кормилицы, но Генна лишь качала головой и уговаривала забыть.

Глупость. Забыть было бы невозможно. Казалось, сами стены нашего дома шептали с ненавистью: «Рейборн разрушил всё. Его нужно уничтожить».

В тот день, когда я впервые увидел его, я не понял, кто передо мной – просто высокий светловолосый мужчина с недобрым взглядом. Он показался мне великаном, а когда я увидел, как он пытается схватить мать за руку, то решил, что её нужно спасать, и с воплем накинулся на него. Он отшвырнул меня, бросил в лицо что-то вроде: «Отродье» – и я хорошо запомнил материнский крик и полоснувшую меня тогда ненависть. Наверное, именно тогда слово «рейборн» обрело лицо, так что я совсем не удивился, когда встретил его в сознательном возрасте. Злобный демон Рейборн, ставший проклятием нашей семьи, должен был выглядеть именно так: как высокий сухощавый мужчина, в глазах которого горело холодное негасимое пламя ненависти.

Не помню, как мы с отцом оказались там – это была какая-то церемония, может, как раз назначение его Хранителем Хрустального Жезла. Помню только, что мать к тому времени уже была мертва, а он, этот чёрный гений, воплощение горечи и зла, был в центре внимания, принимал поздравления и купался в завистливых взглядах.

– Запомни его хорошенько, – прошипел отец, показывая в его сторону. – Он убил твою мать.

В этот момент Рейборн тоже увидел нас, и самодовольное выражение на его лице сменилось отражением той же жгучей, безумной злобы и гнева.

Отец ненавидел его. Мы часто говорили о том, как доберёмся до него, в каких случаях он будет беззащитнее всего, как можно застать его врасплох. Мне даже нравилось это время. Обсуждая смерть Рейборна, мы с отцом сблизились сильнее всего. Но насмешка судьбы заключалась в том, что отец в конце концов не смог противостоять желанию отомстить, тронулся разумом, и все планы пошли прахом. Он просто вызвал Рейборна на дуэль – какая идиотская идея, вызвать на дуэль сильнейшего мага, сражаться на его поле.

Впрочем, допускаю, что Рейборн сам его спровоцировал. Он тоже ненавидел отца и, конечно, воспользовался первой же возможностью его убить.

Я не винил его за то, что он сделал после этого со мной. Я бы сделал то же самое с проигравшим. Может быть, даже больше – ведь он не убил меня, просто лишил рода и фамилии, замка и титула. Просто превратил наследника древнейшего рода Айсенвертов в нищего сироту.