– Алеша!.. Вы мне так помогли! Может, позвоните, когда вам будет удобно? Могли бы сходить куда-нибудь…

Она удержала свою руку в моей несколько дольше, чем того требует простая вежливость. Потом мило, значительно, многообещающе улыбнулась и выскользнула за дверь.

Я вернулся на кухню разочарованный и сердитый. «Вертихвостки! – подумал я обо всем женском племени. – Им лишь бы давать надежды… Иллюзорные надежды… Они таким макаром свои силы проверяют… И подпитывают их… И сети разбрасывают как можно шире – авось какой-нибудь дурачок попадется… Все они такие, даже самые юные из них… Нанизывают мужские скальпы на свои ниточки… И чего ради я убил из-за нее час с лишком?»

Я решил ни в коем случае Наталье Нарышкиной не звонить, вытащил из джинсов ее карточку и сердито швырнул на рабочий стол. Не до Наташ мне было.

Мой роман, прерванный звонком Димки, пьянкой, а потом горящими деревьями и самоездящими машинами, так и застыл на мертвой точке. Вот и сегодня: часы показывали без десяти три, а я еще ни буквы не написал.

Сердитый, я отправился на кухню чем-нибудь подкормиться, но в глазах против воли мерещилось крепкое тело Наташи, ее глубокие, умные глаза… Ноздрями я до сих пор ощущал оставшийся после нее аромат волнующих, незнакомых мне терпких духов.

После обеда я рухнул на диван в своем кабинете. Рухнул и немедленно заснул. Вот тогда мне и приснился тот самый эротический сон.

Вообще я заметил, что сновидения подобного рода отличаются странным характером – и ни Фрейд им не указ, ни Мартын Задека. Мне вообще крайне редко – практически никогда! – не являлись в подобных снах реальные (в смысле знакомые) женщины. Все больше приходили какие-то дамочки, безусловно, из плоти и крови, однако никогда не виданные мною не то что в жизни, но даже в фильмах или журналах. А если уж навещали знакомые особы, то как раз не те, к коим я испытывал чувство в реальном мире. К примеру, влюблен я был в отрочестве в кареглазую одноклассницу Z – а мне вдруг делает минет (во сне, конечно же, во сне!) сорокалетняя, толстая, усатая учительница химии Y.

Но в этот раз все случилось иначе. Во сне я увидел свою недавнюю гостью – да столь реально, словно сновидение отснято на лучшей профессиональной пленке «Кодак». И был сон одновременно соблазнительным, ярким и мучительным.

Наташа Нарышкина стояла передо мной на песке пляжа у самого синего моря и улыбалась. Явилась она мне в одном купальнике, и я отчетливо видел все ее ладное, соблазнительное тело. Ноги по щиколотку были в прилипшем песке. «Она только что искупалась», – подумалось мне. Капельки воды сверкали на ее плечах. На груди виднелась соблазнительная родинка.

Песчаный пляж тянулся вдоль кромки воды далеко-далеко. И была здесь одна странность: ни единого, кроме нас, человека – хотя солнечный день в самом разгаре, а пляж находился не где-то на заброшенном острове, а в самом что ни на есть городе. Тянулась вдоль пляжа набережная, на ней через равные промежутки росли пальмы, а за пальмами пролегала дорога, и там угадывалось движение невидимых нам машин. Более того: за побережной дорогой рядком, на равном расстоянии друг от друга, стояли высотные дома незнакомой мне, не советской конструкции. Но ни единый человек не присутствовал не только на бесконечной полоске пляжа, но и на набережной, и – я почему-то знал это – никого нет во всех квартирах высотных домов, заглядывающих своими окнами на море и берег.

Наташа была прекрасна. Она сексапильно улыбалась и зазывно смотрела на меня своими глубокими глазами – и я отчего-то понимал, что сейчас могу делать с нею все, что мне заблагорассудится. Я начал подступать к ней. Хотя никто (я знал это) нас не видел, но я слышал неумолчный шорох невидимых мне, проносящихся по дороге машин, и мне отчего-то было неловко. Преодолевая стыд, я сделал три шага по направлению к Наташе и попытался обнять ее. «Подожди, подожди, не сейчас», – жарко прошептала она, чуть отступила и одним движением скинула с себя купальник. Он упал на песок к ее ногам мокрой шкуркой. Обнаженной, она показалась мне еще прекрасней. Я с восторгом понял, что сейчас, вот-вот, она будет моей, подошел к ней вплотную, обнял ее, почувствовал под руками ее тело, потянулся губами и через одно мгновение должен был поцеловать ее…

И тут я проснулся.

Пробуждение было внезапным, досадным и окончательным.

Я перевернулся на другой бок и изо всех сил смежил веки – впрочем, с досадой понимая, что все бесполезно, заснуть мне никак не удастся – и я не увижу снова Наташу, и не подступлюсь к ней, и она не будет такой доступной… Пару минут я пролежал, плотно прикрыв глаза, однако все бесполезно, я отчетливо понял, что сон более не придет ко мне. Как жаль!.. Наша любовь явилась во сне такой яркой, стыдливой и свободно-легкой, какой она случается только в сновидениях!.. Со вздохом я открыл глаза и посмотрел на часы. Они показывали без десяти четыре. Выходит, я спал не более двадцати минут. Еще пару минут я полежал, бесцельно глядя в потолок, а затем рывком встал.

Прошелся по комнате. В ней царил полумрак, шторы я утром так и не раздвинул, со стола на меня укоризненно поглядывал заброшенный мною ноутбук.

При взгляде на него мне пришла в голову счастливая идея: записать только что просмотренное сновидение. Эдак, подумалось мне, я просублимирую, как учил старина Фрейд, потаенные желания и, быть может, тем самым избавлюсь от них. К тому же мне в романе будут необходимы эротические сцены, а в увиденном сне имелись все атрибуты классического масс-культного произведения: пальмы, песок, синее-синее море и очаровательная стройная блондинка с распущенными волосами, одним движением скидывающая купальник…

Я бросился к столу, открыл лэп-топ, включил его. Быстренько создал новый файл, обозвал его DREAM[8]и начал лихорадочно записывать свой сон – лишив его, впрочем, всех атрибутов сновидения, вроде высотных домов вдоль набережной, где отчего-то никто не живет, и шума невидимых автомашин. Напротив, я добавил туда детали, типичные для произведения массового жанра: пустынный остров, пальмы на самом берегу, а также хижину из тростника неподалеку.

Работалось споро, и довольно скоро я забыл о разочаровании, пережитом в сновидении, точнее, я перенес его туда, за экран компьютера, в свой будущий роман. Наверно, правильно утверждал герр Фрейд – облом, только что пережитый во сне, в процессе работы словно сглаживал свои саднящие углы и переставал язвить меня.

Спустя полторы страницы мой герой поцеловал девушку, обнял ее, к их ногам упал сброшенный купальник, и он бережно опустил Наташу на песок… Тут я поставил целомудренную точку, потому как писал отнюдь не порнографический и даже не эротический роман, а произведение для самых широких кругов. А массовый российский читатель – особь довольно-таки пуританского склада и, как я заметил, не слишком приемлет ни эротику, ни тем паче порнографию.

Я поставил точку, сохранил файл DREAM в памяти компьютера и встал из-за стола. Я был доволен, что хоть что-то написал сегодня. Часы показывали десять минут пятого. Я откинул штору и проскользнул на открытый по случаю жары балкон. Яркий свет солнечного дня ударил по глазам, и в ту же секунду я почувствовал что-то неладное. Присмотревшись, понял, в чем дело: гигантская береза под моим окном – береза, безжалостно сожженная кем-то вчера утром до самого скелета, – как ни в чем не бывало шуршала передо мной всеми своими ветвями! На ней уже появились малюсенькие зеленые листочки, и она победительно раскачивала ими прямо у меня перед носом!