– Спасибо, Игорь, ты очень добрый! – улыбнулась Соня, перегнувшись через подоконник. Солнце грело ей лицо. И тоже хотелось быть позитивной, раскованной.

– Я завидую Исе…

– Игорь, не надо.

– Нет, правда. Завидую белой завистью. Вы с ним как… у вас с ним так… вроде ничего особенного, а я за вас радуюсь. И грустно – оттого, что у меня такого нет.

– Игорь! – укоризненно воскликнула Соня.

– Знаешь, я понял, чьи глаза ты нарисовала сейчас!

– Чьи? – с интересом спросила Соня, разглядывая собственный рисунок.

– Это глаза бога.

– Ой! Ну ты скажешь!..

– Нет, точно… Бог смотрит, наблюдает – своими ли глазами или глазами какого другого существа… Не важно. Главное, от этого взгляда ничего не скроется, – он помолчал. – Я на стену повешу. Рамку сделаю. Все, пока. Не буду тебя отвлекать.

– Пока! – крикнула ему вслед Соня. – Рамочку попроще… Слышишь?..

Она вернулась в комнату – в коридоре звонил стационарный телефон.

– Алло?

– Алло. Это кто? – услышала Соня голос Валентины Прокофьевны.

– Здравствуйте, Валентина Прокофьевна! Это Соня!

– Соня? Соня, дай Ису.

– Исы нет. Он в отъезде. Что ему передать?

– Пусть мне новую антенну привезет. Старая упала. Сломалась, – в голосе тетки Исы сквозили страх и раздражение. Ну да, как она без телевизора…

– Я вам сама сейчас антенну привезу, – решительно произнесла Соня. – Часа через полтора буду…

Соня мудро решила не беспокоить Ису. У того и так дел невпроворот! А у нее, у Сони, куча свободного времени. Заказ еще может подождать…

Через полтора часа Соня уже подходила к дому Валентины Прокофьевны.

– Который час, девушка? – крикнул пожилой мужчина в пролетарских красных штанах, сидевший на лавочке у подъезда.

– Половина первого…

– Мерси! А какая погода будет, не слышали?

Соня не ответила. Очень привязчивый дядечка. Словоохотливый…

…Валентина Прокофьевна страшно обрадовалась приходу Сони. Антенну подключили, телевизор вновь заработал.

– Счастье-то какое… а то бы «Судебный час» просмотрела! – с облегчением вздохнула тетка.

– Я пошла тогда… – Соня улыбнулась.

– Иди… Да, а может, чаю?

– Нет-нет, побегу…

– Беги… А то я чего-то совсем… Этот чокнутый еще приперся… Беги, деточка.

– Какой чокнутый? – спросила Соня.

– Да этот… в красных штанах. Из дурдома.

– Да? – Соня мигом вспомнила дядечку у подъезда. – И чего ему надо?

– Шоколаду! Псих и есть псих. Спрашивал, не наш ли это родственник с ним в дурке лежал… От доктора! Ненормальных на улицу выпускают! Тс-с, «Судебный час» начался!

Валентина Прокофьевна прилипла к экрану, а Соня, сильно озадаченная, вышла из дома.

Дядечка в красных штанах все еще сидел у подъезда. Вытирал лысину платком, блаженно щурился. Секунду помедлив, Соня подошла к нему:

– Простите… Вы кого-то искали?

– Я? Да, искал, – мгновенно оживился, заерзал дядечка. – Я Бурдовский, Альберт Антонович. Бур-дов-ский, а не Бурдонский, и не Бурденко, это совершенно другие фамилии, но многие путают… Дело в том, что я лежал в Вышнегорской больнице, и моим соседом был некий старик, цыганистого вида…

«Цыганистого?!»

– Кто? – сразу насторожившись, спросила Соня.

– Вот в том-то и дело, что никто не знает, кто это! Он имени своего не помнит! Да вы садитесь, милая…

Соня послушно села рядом с Бурдовским. Она почему-то сразу подумала об отце Исы.

– Этот человек лет десять назад попал в больницу. С разбитой головой, и это… У него эта… амнезия.

– Да уж…

– Имени не помнил, ничего не помнил, говорил с трудом… Вещи посмотрели – никаких зацепок. При нем только книга была. Там же библиотека небольшая, при больнице… Эту книгу сразу туда отдали. И вдруг! Я эту книгу стал на днях читать, в очередной-то раз… а там, оказывается, адрес был! – бойко зачастил Бурдовский. – Я по этому адресу, а тут эта мымра… в двадцать первой квартире. И слушать не захотела!

– Вот что, – решительно произнесла Соня, почти ничего не поняв. – Я вроде как родственница мымры… Ой, то есть Валентины Прокофьевны. Так что вы мне лучше все расскажите.

Дядечка аж сглотнул от радости. Он, видимо, и не чаял, что кто-то с ним станет добровольно общаться. И, прокашлявшись, он пустился в подробнейший, очень бестолковый рассказ, с многочисленными отступлениями, философскими размышлениями, народными приметами и политическими лозунгами.

Предчувствие Соню не обмануло – в рассказе Бурдовского таилось нечто. То, ради чего стоило вытерпеть все эти ненужные подробности. Правда, Соне пришлось задавать уточняющие вопросы – это растянуло рассказ еще на один лишний час.

Но суть рассказа Бурдовского такова.

Бурдовский, постоянный пациент больницы с 1987 года (лежал там каждые два месяца, весной), был свидетелем того, как десять лет назад в Вышнегорскую психиатрическую больницу попал старик. Старик этот не помнил ни своего имени, ни прошлого – ничего. Видом – смуглый и «очень цыганистый» (выражение Бурдовского). Короче, приезжий из зарубежья – то ли ближнего, то ли дальнего…

Старик выглядел крайне истощенным и измученным. Худой, побитый, на грани дистрофии (тут Бурдовский произнес целый памфлет о последствиях разрушения Советского Союза, о лихих девяностых, волне иммигрантов из бывших республик и т. д и т. п., но этот памфлет можно с легкостью опустить). Старика назвали Будулаем – ну надо же было как-то к человеку обращаться!

При себе у Будулая ничего не было. Кроме книжки. Книжку, кстати, тогда же забрала добросердечная нянечка в больничную библиотеку – поскольку книг решительно не хватало, а как без чтения жить в казенном доме, скучно же… («Но, к счастью, добрые люди подарили телевизор «Самсунг» пять лет назад!» – очередное отступление Бурдовского на тему высоких технологий и почему-то японской робототехники.)

Так книга Будулая стала общественным достоянием. Название книги – «Два капитана», автор – лауреат Сталинской премии Вениамин Каверин (тут Соне пришлось выслушать долгое отступление на тему литературы вообще и соцреализма в частности).

Итак, этот Будулай был тихим, очень вежливым, кротким созданием. Всем помогал, особенно лежачим пациентам. «Аки ангел наш Будулай! Но ни хрена не помнил только».

Бурдовский, будучи человеком неугомонным и деятельным, пытался разыскать родственников Будулая. С помощью главврача больницы несколько раз давали объявления в газетах, один раз показали Будулая по местному телевидению, но толку – ноль. Так и жил Будулай в психиатрической больнице все эти десять лет. Память к нему не вернулась. А нынешней весной Бурдовский решил перечитать в очередной, то ли тридцать второй, то ли сорок шестой, раз бессмертное творение о дружбе, любви и предательстве В. Каверина. Стал читать, а книга в его руках и развалилась! Ветхая ж совсем стала…