поближе, раскрывая руки, и я скользнула в его объятия, не зная, на самом деле, зачем это делаю.

— Все обойдется, — проговорил Охотников, сжимая руки, — всего несколько неприятных дней. И потом все будет, как раньше.

— Не будет, — отозвалась, — я теперь совершенно не знаю, что делать со своей жизнью.

— А что еще случилось? Кроме меня? — было странно слышать его голос где-то над ухом.

Я не выдержала и закатила глаза.

— Кроме тебя меня недавно бросил парень, с которым мы встречались несколько лет и вообще собирались жениться.

— Да? — удивился Дима, — ну, так надо. Зато сейчас было бы гораздо сложнее.

Хмыкнула. И правда. Только разборок мужских мне тут не хватало. Но, как правильно сказала Катя, хорошо, что Костя показал себя настоящего сейчас, а не когда у нас уже была бы семья и ребенок.

— Какая ты… — объятия на мгновение сжались чуть крепче, чем надо, — я так скучал.

— Ты постоянно это повторяешь, — заметила немного недовольно, — уже надоедает несколько, не думаешь? Ты спокойно жил без меня семь лет. И да, я помню, бизнес, дела. Ну так и что изменилось? Мне кажется, что ты что-то недоговариваешь.

— Только кажется, — заверил меня мужчина.

— А еще, — меня уже несло, — у тебя ко мне только сексуальный интерес, и все. Закроешь этот гештальт, и вся твоя скука исчезнет.

— Вовсе нет, — возразил Охотников, — ты не права совсем.

— Ты просто себя обманываешь, — я была уверена в том, что говорю.

Это же Дима. Узнал правду и хочет что-то себе доказать, вот и все. Придумал себе чувства, хотя их и нет.

Глава 11

Мужчина замолчал, выдерживая паузу.

— Ты зачем сейчас это говоришь? Выглядит как провокация.

— С чего бы это?

— Ну а ты подумай, — усмехнулся Охотников мне на ухо, — говоришь, что мое внимание к тебе — результат сексуального интереса. И мне сразу хочется доказать тебе обратное.

— И каким же образом? — точно не стоило этого говорить, как не стоило позволять ему обнимать меня. Физическая память — такая штука коварная, помнишь, что было хорошо, и все: таешь и таешь.

— Пожалуй, оставим эту тему, — ответил Дима, убирая руки, — а то ты опять на меня будешь ругаться. Я помню твое предупреждение и не хочу ничего портить. Я все эти слова, знаешь ли, не просто так говорил.

Я прищурилась, внимательно разглядывая его лицо. Он был максимально серьезным, но мне удалось уловить в глазах всплеск азарта, который мужчина очень хотел скрыть.

Кажется, виною всему было вино, а еще мое неукротимое желание доказать, что нет ничего такого важного у Охотникова ко мне. Этого просто не может быть. Он хочет оболочку, хочет что-то доказать самому себе. И, наверное, еще немного им движет чувство вины, что он тогда не поверил.

Вся это сборная солянка может выдаваться за какие-то глубокие чувства, но стоит ему наиграться, искупить вину, которая гложет — и весь интерес испарится. И мне кажется, что это должно случиться как можно раньше.

Простила ли я его? Не знаю. Но мне не хочется против воли повестись на всю эту мишуру, а потом действительно остаться без ничего. А то я сейчас разомлею, начну опять тянуться к Охотникову, и как потом жить буду, когда он уйдет?

Лучше всю эту мишуру заранее сбросить, чтобы осталась только правда. Все же к почти тридцати я как-то перестала верить в иллюзии. И начинать опять не хочется. Тем более, с тем, кто когда-то крайне жестоко их разбил. Из-за стороннего вмешательства, но все же.

Сложила руки на груди и максимально выпрямила спину.

— Нет, я не согласна. — Дима заинтересованно приподнял бровь. — Мне кажется, лучше разрешить эту тему раз и навсегда.

— И как же ты мне собираешься доказать, что ты права? — хмыкнул Охотников, — расскажи свой гениальный план.

— Не знаю, сходи к психологу, — предложила я, — тебе там все по полочкам разложат.

Он засмеялся.

— Нет, не пройдет. И я уже ходил, представляешь?

— Да? — я удивилась. Дима как-то не производил впечатление человека, который будет как-то работать со своими ментальными проблемами, — и что же тебе сказали?

— Что ты не права, — выдал бывший.

Я недовольно поджала губы.

— А ты можешь не шутить? У меня серьезный разговор.

— Так я тоже тебе серьезно отвечаю, — фыркнул Охотников.

— Ладно, — я сдалась, — а если я снимаю запрет на провокации? И ругаться не буду?

— Ты слишком много выпила, и тебе захотелось экстрима, — покачал он головой, — а потом будет говорить, что я не оправдал ожиданий.

— Нет! — запротестовала яростно, — я хочу просто разобраться здесь и сейчас. Все, снимаю свое вето. Давай, говори свои варианты.

— Как хочешь, — он тоже выпрямился, — хочешь доказать, что меня в тебе интересует только секс? Хорошо, тогда давай переспим, и все станет ясно. Я, как ты помнишь, часто менял партнерш в постели, если мне было нужно только это. И в этом я. Наверное, не изменился. Так что, если твоя теория верна, я отстану. Ты так как-то себе это представляешь?

Я закашлялась и отвела взгляд. Ладно, провокация действительно удалась, Яна, молодец.

— У нас рубрика «эксперименты», я правильно поняла?

— Ну ты сама начала этот разговор и знала, к чему он приведет. Остается только понять, ты просто так это затеяла, чтобы меня подразнить, или нет.

— Ой, — я перевела взгляд на окно, — как-то стемнело уже, поздно. Наверное, спать пора.

Это было самое позорное и дурацкое бегство за всю мою историю. И надо было еще так нескладно свернуть с темы…

— Трусиха! — полетело мне вслед, когда я уже скрывалась за дверью спальни. Почему-то знала, что Охотников за мной не пойдет, уж слишком хорошо я дала понять, что инициатива наказуема. Поэтому в комнате почувствовала себя немного спокойнее.

Только вот на часах было всего девять вечера, и спать как-то совершенно не хотелось. И сердце еще билось как бешеное, хотя ничего такого не произошло. Ужас какой-то.

Я все-таки расстелила кровать, переоделась в чужую огромную футболку и заставила себя лечь. От вина обычно хочется спать, поэтому я надеялась все же вырубиться, пусть и так рано.

Шагов никаких за дверью не было слышно, хоть я и прислушивалась изо всех сил. Кажется, я сама себя загнала в ловушку. Накрылась одеялом с головой, потом, наоборот, отбросила его в сторону. Боже, да что же такое!

Так вертелась я, наверное, еще минут сорок, пока, наконец, не выдержала.

Надо быть честной с собой. Я сама все это затеяла. И я уверена в этом на девяносто девять процентов — Охотников