Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макай протягивал руку дружбы Фредерику, когда тот был ребенком, но его верность семье Грейстонов не подлежала сомнению, особенно же он чтил нынешнего лорда Грейстона. Трактирщик не был склонен распространять сплетни.
Чтобы вытянуть от него что-нибудь полезное, нужно было долго его умасливать, А такое невозможно, когда Макай занят обслуживанием дюжины посетителей.
К тому же внутренний голос нашептывал Фредерику, что останься он в гостинице, то непременно попытался бы уступить навязчивой идее быть поближе к Порций.
Было бы ошибкой слишком давить на разочарованную женщину, когда она изо всех сил обороняется и пытается противостоять возникшему между ними взаимному влечению, однако часть его существа, не поддающаяся логике, испытывала яростное желание быть рядом с ней. Хотя бы для того, чтобы бросить взгляд на ее лицо.
Черт возьми!
Усилием воли Фредерик отогнал мысли о миссис Порции Уокер. Плохо было уже то, что он целую ночь промаялся на постели, пропитанной ее ароматом, не в силах бороться с возбуждением, и желанием. И сны были полны воспоминаниями о ее тихих стонах. Сегодняшний день Фредерик решил посвятить розыскам темных пятен в отцовском прошлом.
Наконец Макай повернулся к Фредерику и посмотрел на него, хмурясь и силясь что-то вспомнить. Его паб нечасто посещали чужаки и, уж конечно, того реже те, чей сюртук сшит у Уэстона.
Вытирая мясистые руки полотенцем, Макай направился к Фредерику и остановился прямо напротив него.
– Что вам угодно?
Фредерик усмехнулся, отметив подозрительность в его тоне.
– Пинту твоего лучшего эля, Макай.
Трактирщик смущенно заморгал:
– Я вас знаю?
– Фредерик Смит.
Макай издал придушенный звук, оглядывая изящную одежду Фредерика и булавку с рубином, сверкавшую в с кладках до хруста накрахмаленного шейного платка.
– Маленький Фредди? – Он тряхнул головой, и на лице его расплылась широкая улыбка: – Ад и все черти! Как приятно увидеть тебя снова, паренек!
Фредерик хмыкнул:
– Пожалуй, больше не паренек.
– Нет, конечно, нет. – С легкостью опытного трактирщика Макай нацедил кружку эля для Фредерика и поставил перед ним. – Вы навестили родных?
Фредерик отхлебнул глоток темного эля, размышляя, как лучше приступить к разговору.
– По правде говоря, я здесь по делу, но не мог проехать, не навестив отца и, конечно, старых друзей.
– Самое время, паренек. Давненько вас здесь не было.
Фредерик ощутил слабый укол в сердце. Ему трудно давались воспоминания о детстве. И тяжело было встречаться даже с теми, кто скрашивал его безрадостные дни.
– Думаю, ты прав, – сказал он, и в тоне его послышался намек на извинение. – Но, видишь ли, у меня было много дел.
Всегда неохотно приоткрывавший свое отзывчивое сердце перед посторонними, Макай издал лающий смех:
– О да, вы занимались в городе тем, что сколачивали состояние. Я всегда знал, что вы сумеете пробиться.
Фредерик пожал плечами:
– Не уверен, что мне удалось добиться многого, но признаю, что мои капиталовложения были удачными.
Макай прищелкнул языком:
– В делах не бывает везения. Только тяжелый труд.
– Пожалуй.
Наступило короткое молчание, потом Макай откашлялся.
– А знаете, барон по-настоящему гордится вами!
– Гордится? – Улыбка Фредерика померкла. Как мог отец гордиться сыном, на которого взирал со стыдом? – Думаю, ты спутал меня с Саймоном, старина. Отцы не гордятся своими незаконнорожденными отпрысками.
– Тут вы ошибаетесь, Фредди. Лорд Грейстон давным-давно знает, что вы стали уважаемым человеком, Саймон – всего-навсего бездельник, никчемный малый. – Он поджал губы и покачал головой. – Черт возьми! Вам стоило бы поглядеть на этого парня, когда, разодетый как пугало, он носится по деревне, обнюхивая всех, кто носит юбки. А жаль.
До вчерашнего дня Фредерик был уверен, что отец не может припомнить его имя, не говоря уже о гордости. Но теперь…
Кто, черт возьми, мог знать, что таится за этим деланным спокойствием и непроницаемой маской?
Фредерик с мрачной решимостью предпочел не задумываться об этом. Давным-давно он оставил всякие попытки умилостивить отца.
– Ну, Саймон молод, а Грейстоны известны своими выходками и нескромностью, – непринужденно возразил он.
Макай удивился такому высказыванию.
– Возможно, ваши дедушка и дядя и были игроками и волокитами, но отец больше походит на своих далеких предков. Они создали поместье, которым мог бы гордиться любой. И более того, никогда не забывали тех, кто зависит от их милости.
– Мой отец и в самом деле доказал свою способность управлять имением, но свои юные годы он посвятил бесшабашной погоне за наслаждениями. – Фредерик улыбнулся одним углом рта: – И я тому свидетельство.
– Да бросьте, Фредди. Не надо так говорить. Ваш отец – не негодяй.
Наступила новая пауза, пока Макай, по-видимому, совещался с самим собой. Наконец он издал вздох.
– Он любил вашу мать.
Фредерик замер, потрясенный этими словами. Никто никогда за все эти годы ни словом не упомянул о его матери. Ни его приемная мать, злобное дьявольское отродье, ни отец и, уж конечно, никто из тех, кто зависел от семьи Грейстонов.
– А ты знал мою мать?
Макай поморщился.
– Думаю, по прошествии всех этих лет можно поговорить о ней.
– Ну же, Макай, – поторопил Фредерик, и сердце его забилось неровно.
– Да, я ее знал. – Макай поднял руку, будто почувствовав смятение Фредерика и все те вопросы, которые тот был готов задать. – Не очень хорошо, уверяю вас. Но иногда она приходила в деревню и всегда была со всеми вежлива.
Фредерика снова потрясло сказанное. Он всегда воображал, что его мать была служанкой, которую отец встретил в Винчестере или в Лондоне. В конце концов, если ее семья жила где-то поблизости, то ведь кто-нибудь из ее родственников должен был бы взять его к себе?
– Моя мать жила здесь?
Макай снова поднял руки:
– Она приехала в Оук-Мэнор в качестве компаньонки вашей бабушки после того, как леди Грейстон слегла с параличом.
– Компаньонки? – Фредерик нахмурился. Его руки сжали медный бортик стойки бара. – Это означает, что она была из приличной семьи. Моя бабушка не приняла бы ее, будь это иначе.
– Она была дочерью шотландского доктора, хотя имени ее я не помню. Она умела ухаживать за больными, а леди Грейстон нуждалась в этом.