– А ночуешь где? У цыган?

– Не… У гаджухи одной на Таганке. Мадам Аделиной звать. Добрая, хоть и дура.

– Мадам Аделина? – Митро нахмурился. – Ты откуда ее знаешь?

– Да не знаю я ее! Мне сказали – она комнаты сдает на ночь, только для девиц, мужиков не пускает. Я пришла, она говорит – живи. И платы, курица такая, не потребовала! – Данка пожала плечами. – Я ей на картах погадала, короля марьяжного наобещала и денег кучу! А она мне: «Ты красавица, настоящая красавица, ты можешь иметь капитал…» Дала вот эту шаль и опять ни копейки не взяла, дура! Только просила обязательно к вечеру вернуться. Вроде к ней кто-то в гости должен быть, и она хочет, чтоб я этому гаджу тоже погадала. А что, я пойду! Богатый, наверное, может, и возьму чего.

– Не она дура, а ты, – с досадой сказал Митро. – Я эту Аделину хорошо знаю. Эх ты, а цыганка еще! Кто же тебе запросто шаль такую подарит? Чего ей, думаешь, от тебя нужно?

Данка растерянно заморгала, отложила ложку. Кузьме показалось, что Митро очень уж сурово разговаривает с ней, но вмешаться он не посмел.

– И не думай туда возвращаться! – приказал Митро. – Пойдешь с нами.

– А чего мне у вас-то, размедовый? – неожиданно огрызнулась Данка. Глаза ее стали злыми, как у уличной кошки, на скулах по-мужски дернулись желваки. – Мне к своим надо! Сейчас вот доем и тронусь на Крестовскую, мне сказали – там какие-то цыгане стоят. Доеду с ними до Смоленска, а там…

– Да ты не ерепенься, – усмехнулся Митро. – Лучше меня послушай. Зачем тебе в табор? К мужниной родне? До седых волос под телегой пропадать? Дальше будешь по базарам «Валенки» голосить? Гадать?

– Что могу, тем и живу! – буркнула Данка. – Между прочим, я лучше всех в таборе пела! А гадать чем плохо? Ты что, изумрудный, сам не цыган, что брезгаешь этим, или твоя баба другим зарабатывает?

Митро не ответил. Кузьма покосился на него и осторожно спросил:

– А что ты еще петь умеешь?

Данка исподлобья взглянула на него. Неохотно сказала:

– Еще знаю горькую.

– Ну спой.

– А разве тут можно?

– Ничего. Потихоньку.

Данка пожала плечами. Почесала грязный подбородок, сунула в рот остатки хлеба и, едва проглотив их, вполголоса запела:

Очи гибельны, белена-дурман.

Подойди-взгляни, сокол-атаман,

Разведу тоску, разгоню ее,

Водкой-матушкой разолью ее.

Обнимай меня – разве ты без рук?

Мни-терзай меня, окаянный друг.

Доля горькая, сердце бедное,

Губы жадные, ненаедные.

Краем глаза Кузьма заметил, как один за другим на них оборачиваются люди из-за столиков. Двое мастеровых даже встали и, тихо ступая, подошли ближе. Хозяин за стойкой опустил газету и, подслеповато щурясь, воззрился на цыган. Половые – кто с чайником, кто с подносом, кто с горой тарелок – замирали, оборачиваясь на Данку. А та, увлекшись, забрала еще отчаяннее, до слезы:

Я красивая – да гулящая,

Боль-беда твоя, жизнь пропащая.

Полюбить меня – даром пропадешь,

А убить меня – от тоски помрешь.

«Господи… Господи…» – билось в висках Кузьмы. Подавшись вперед, он смотрел в хмурое лицо Данки, силился поймать взгляд опущенных глаз, вслушивался в звенящий голос. Откуда только она взялась на его голову? И где отыскала эту песню, эти слова? И как поет, проклятая, как забирает!.. Когда Данка умолкла и, подняв глаза, выжидающе взглянула на Митро, Кузьма уже точно знал – женится на ней. Только на ней, и ни на ком больше, пусть Трофимыч хоть царицу приводит…

Вокруг стола столпился весь трактир. Данка встрепенулась, протянула руку и завела:

– Люди добрые, не оставьте своей милостью бедную цыганочку…

Митро нетерпеливо оборвал ее:

– Да замолчи ты! И вы все идите! Чего тут интересного? Спела – и спела!

– Да ты что, морэ, с ума сошел?! – взвилась Данка, когда зрители нехотя отошли от стола. – Сейчас бы они полный стол денег набросали! У меня под эту песню вся Калужская ярмарка ревмя ревела! Одних копеек на два рубля было, а ты…

– Дура… – проворчал Митро. Сунув руку в карман, вынул пятерку. – На, возьми, уймись только.

Глаза Данки загорелись. Но все же она пересилила себя и, закусив губу, отодвинула деньги.

– Мне… нет, не нужно. Мы же цыгане…

– Цыга-ане… Где ты эту песню взяла?

– У колодников подслушала. По этапу гнали, и мужиков, и баб, а я – за ними, чтоб не сбиться. Вот бабы и пели. Там еще какие-то слова есть, еще жальчее, да я позабыла…

Митро в упор посмотрел на нее и поднялся из-за стола.

– Хватит. Идем к нашим. Погостишь пока, а там видно будет.

Данка растерянно посмотрела на него. Перевела взгляд на Кузьму. Тот наконец-то решился улыбнуться ей. Она взглянула недоверчиво, чуть ли не с досадой. Быстро опустила ресницы.

– Ну, воля ваша, – глухо сказала она. – Спасибо. Пойду.

Дома Варька с Макарьевной пекли пироги, и грибной запах чуялся уже у калитки. Кузьма мечтательно потянул носом и первый вбежал в дом.

– Варька, мне давай вот этот пирог, и этот, и этот…

– Лопнешь, чяворо[28]! – Варька, улыбнувшись, придвинула ему большую деревянную миску, наполненную горячими пирогами. – Где ты ночь пропадал? Макарьевна беспокоилась…

– Чего беспокоиться? Я с Митро был… Да вон он сам идет!

В горницу, улыбаясь, вошел Митро. За его спиной жалась Данка.

– Смотрите, кого вам привел! Цыганка, таборная, родню догоняет. Так пела сегодня на Татарской, что отовсюду народ на воротах сплывался.

– Таборная? – заинтересованная Варька поднялась из-за стола. Данка робко шагнула навстречу… и вдруг беззвучно ахнула. Лицо ее на глазах сделалось землисто-серым.

– Варька… – прошептала она, отшатываясь назад, к двери. – Варь…ка…

– Ты?! – Варька побледнела, подняла руку, чтобы перекреститься, – и опустила ее. Митро, стоя у порога, непонимающе смотрел на них.

– Сестрица, ты ее знаешь?

– Данка!!! – вдруг завопила Варька и бросилась вперед. Данка отпрянула, но Варька кинулась ей на шею, обняла за худые детские плечи, прижала к себе, что-то быстро, торопливо зашептала на ухо. Данка отвечала – явно невпопад, потому что ее перепуганные глаза смотрели через плечо Варьки на Митро.

– Это же Данка! Это же наша Данка! – кричала Варька. – Из нашего табора, тоже Корчи родственница! Мы и кочевали вместе, пока… – Варька покосилась на черный платок Данки и не очень уверенно закончила: – Пока она замуж в другую семью не вышла.