— Никто не говорил об альтруизме, — возразилПетровский, — я всего лишь ознакомил вас с нашим альтернативным планом,который мне лично кажется более реальным. Вам не разрешат обанкротить такойкомбинат и выставить его на торги, чтобы вы могли его перекупить. Вам этогопросто не позволят, несмотря на все ваше влияние. — Он поднялся. Олигарх ибанкир смотрели на него, молча слушая. Впрочем, Петровский уже сказал все, чтохотел. Однако напоследок добавил: — Я полагаю, вы достаточно разумные люди,чтобы принять верное решение. До свидания. — И тут же вышел из комнаты,спустился по деревянной лестнице вниз.

Оставшись наедине, оба миллиардера какое-то время продолжалимолчать. Затем Аркадий Наумович осторожно произнес:

— А ты знаешь, по-моему, он прав. Зачем ссориться справительством и с американцами? Все можно решить немного иначе.

— Я ему не верю, — убежденно проговорилАлентович. — Он мог договориться с Жуковский и подставить нас.

— Что мы теряем? — рассудительно спросил АркадийНаумович. — Пятнадцать процентов у нас уже есть. Денег ему мы можем недавать. Пусть выкручивается. А если Жуковский начнет продавать акции, будемпотихоньку их скупать. Не понимаю, почему ты волнуешься?

— Он сказал, что правительство не разрешит обанкротитькомбинат, — напомнил Алентович. — Причем, заметь, очень уверенносказал. Похоже, он разговаривал с кем-то, кто может принимать такие решения. Спремьером или вице-премьером, а может, с Климентьевым, который нас не оченьлюбит. Но кто-то определенно стоит за его спиной. И поэтому я ему не верю, покане узнаю, кто это.

— Ты думаешь, они могут поддерживать Жуковского? —испугался Аркадий Наумович. — Неужели пойдут на такое? — В этойстране возможно все, когда речь идет о трехстах миллионах долларов, —отрезал Алентович. — Нам нужно вести себя очень осторожно. Вообще поканикак себя не проявлять. Необходимо узнать, кто и зачем поддерживаетПетровского. Он не вел бы себя так независимо, если бы не эта поддержка.

— Тебе всегда мерещатся заговоры, — всплеснулкороткими ручками банкир.

— Я недавно читал одну восточную сказку, — вдругвспомнил Алентович. — Купил красивую книжку для младшего сына и решилпосмотреть картинки. Такая хорошая сказка о бедном юноше, который вдруг сталпадишахом. Этот юноша ничего не боялся, пока у него нечего было отнять. Нокогда стал падишахом, начал всех бояться: заговорщиков, недоброжелателей,воров, своих слуг и даже многочисленных жен, которые его окружали. Сталподозрительным и жестоким.

— Такое случается, — согласился банкир. — Нуа какова мораль?

— А морали нет. Иногда я думаю, что лучше быть воттаким неизвестным бедным юношей, чем становиться падишахом. Теперь тыпонимаешь, почему мне везде мерещатся заговоры? Самое сильные чувства, которыедвижут людьми, — это страх смерти и зависть. Вот так, Аркаша. В этойстране нас ненавидят так много людей, что иногда я хочу на все махнуть рукой исбежать отсюда куда-нибудь далеко-далеко.

Петровский, усаживаясь в машину, оглянулся на зданиересторана. "Плутократы", — в который раз подумал он.

Следующий день Петровский начал с вызова финансистов.Выяснилось, что опубликованные статьи сыграли нужную роль — акции комбинатапонизились примерно на полтора процента. Наталья Андреевна показала диаграмму,пояснив, что динамика к понижению стабильно сохраняется, но вчерашниепубликации подтолкнули падение, несколько его ускорив.

Петровский поблагодарил ее и отпустил, попросив задержатьсяЮлая.

— Тебе необходимо срочно лететь в Киев, — сообщилон, — оформлять наши отношения с этим Скрыпником. Только будь осторожен,смотри, чтобы они тебя не обманули. Никаких документов не подписывай, ничего необещай, больше слушай, чем говори. С тобой поедут наши лучшие специалисты.Пусть аналитики поработают с украинцами и дадут мне абсолютно реальную картину.Только факты, статистика, анализ. Самое важное понять: можно ли пойти навариант изменения Конституции и кто будет за него голосовать? Толькокоммунисты, социалисты и центристы? Или еще кто-нибудь? Пусть дадут мнеразвернутую картину по каждой партии.

— Все сделаю, — поднялся Юлай, — можешь неволноваться.

— Я очень волнуюсь, — зло призналПетровский. — После того как меня кинул Бронштейн, действительно волнуюсь.Он до сих пор считает, что я пытаюсь помочь его племяннику, их подставнойфирме. И терпеливо ждет, когда получит свои миллионы. Мне так не хочется егоогорчать!

— Если ты им так недоволен, зачем его держишь? —не понял Юлай.

— Он отличный специалист, и тебе это прекрасноизвестно. Кроме того, он нам необходим, пока не закончится вся эта история скомбинатом. Нужно, чтобы никто не понял нашей игры.

— Иногда я тоже тебя не понимаю. Ты разговаривал сКлиментьевым, пообещав перевести в его фирму шесть процентов акций, говорил свице-премьером, получив его поддержку, пытался договориться с Алентовичем иШустером, летал к Жуковскому в Лондон… Ты хотя бы сам-то понимаешь, чего именнохочешь?

Петровский, глядя на своего заместителя, улыбнулся:

— Пытаюсь, хотя иногда бывает очень сложно.

Юлай не стал ничего переспрашивать.

— Ты, возможно, единственный человек, которому я хочуверить, — неожиданно добавил Святослав Олегович, и Юлай понял, что онговорит правду.

Они попрощались, Юлай отправился к себе. И едва онвышел, как Инна сообщила, что звонят из Лондона. Петровский поморщился: похоже,все его разговоры с Жуковским будут прослушиваться. Но и не ответить на звонокбыло невозможно. А свой мобильный аппарат он отключал, как только входил вкабинет, и об этом знали все его знакомые.

— Слушаю вас, Глеб Моисеевич, — отозвалсяСвятослав Олегович недовольным голосом.

— Я не понимаю, что происходит, — нервно началЖуковский. — Мне казалось, мы обо всем договорились. Я перевел двенадцатьпроцентов акций, но вчера сразу в двух газетах читаю удивительные материалы онашем комбинате. И насколько мне удалось узнать, одна и?? статей инициированавашим окружением.

— Ну и что? — Петровский старался помнить, что неимеет права говорить лишних слов.

— Вы видели, сколько стоят наши акции? — прокричалЖуковский. — Они уже упали в цене на несколько процентов. Если и дальшетак пойдет, я разорюсь. Мне придется продавать акции комбината.

— Я думаю, до этого не дойдет, — попыталсяуспокоить его глава агентства "Миллениум".

— Еще как дойдет! — захлебнулся отвозмущения его собеседник. — Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию.Ваш литовский филиал ничего не делает, и мне стало известно, что часть акцийпереведены в непонятную фирму "Мостраст".

— Мы решили разделить владение таким крупнымпакетом, — объяснил Святослав Олегович. — Не нужно нервничать. Статьибывают разные, надо обращать внимание на тенденцию. Мы первыми сообщили окредите американского банка. И я думаю, мы сможем контролироватьситуацию.