Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алина подошла ближе и заметила, что все лицо и руки больного покрыты следами глубоких царапин, замазанных выцветшим йодом, а тонкие, потрескавшиеся губы искусаны в кровь. Николай беспокойно заерзал на койке. Звякнули пряжки ремней.
— Врачи? — спросил он.
— Вообще-то, я из полиции, — сообщил Чекан.
Отченаш сердито зыркнул в его сторону, а больной на кровати уставился на Семена и затрясся так, что загремело железо. Потом он широко разинул рот с большими желтыми зубами, и Алина поняла, что пациент трясется от смеха.
— Полиция! Полиция!
Больной задергал руками, пальцы забегали, как испуганные пауки.
— Полиция! Наконец-то! Доктор, спасибо!
Чекан вопросительно посмотрел на врача. Тот кивнул в сторону больного. «Разговаривайте уж теперь, делать нечего».
Смех прервался так же внезапно, как и начался.
— Арестуйте ее, — требовательно и твердо сказал Николай, глядя Чекану в глаза. — Немедленно арестуйте.
— Кого? — осторожно поинтересовался Чекан.
— Медсестру!
Арсений Виленович вздохнул и отвернулся к окну.
— Она ведьма, — быстро заговорил больной, — самая настоящая. Мучает меня. Хочет сжить со света. Сводит с ума. Пугает. Зовет их. Постоянно зовет. Они приходят и мучают. Каждую ночь. Не дают спать. Не дают жить. Все из-за нее. Приходят каждую ночь. Ведьма, понимаете? Очень сильно пугает. Я не могу…
Он осекся и замолчал. Глаза застыли, как осколки стеклянных бутылок, и уставились куда-то за плечо Чекану. Секунду лицо больного оставалось неподвижным, а потом вдруг исказилось гримасой такого ужаса, что Алина почувствовала, как у нее заледенели руки и волосы будто стянуло тугим обручем. Каждая мимическая мышца несчастного превратилась в беззвучный вопль страха, челюсть отвисла, глаза вытянулись вниз, не сводя взгляда с чего-то, появившегося у Алины за спиной.
Она резко обернулась. У двери в палату стояла невысокая молодая женщина в белом халате и смотрела на них. У нее были гладко расчесанные на прямой пробор черные волосы, забранные на затылке в пучок, темные, почти черные глаза под густыми бровями и серьезное лицо с острым носом и тонкими губами — не красивое, но странно привлекательное. В руке женщина держала железный эмалированный лоток со шприцами.
— Здравствуйте, — негромко сказала она, посмотрела на сидящих рядом с койкой гостей и взглянула на главврача. — Арсений Виленович, мне позже зайти?
— Нет, Карина Максимовна, заходите, все в порядке — Отченаш сделал рукой широкий приглашающий жест. — Вы нам не помешаете.
Медсестра кивнула и прошла к больным в правой части палаты.
Пациент на койке издал звук, похожий на глухое шипение. Алина посмотрела в его сторону. Бледно-голубые глаза Николая слезились и глядели умоляюще.
— Не говорите, — прошелестел он искусанными губами, — не говорите ей…
В наступившей тишине отчетливо слышались тихие шаги медсестры и позвякивание шприцев в лотках. Она сделала уколы двум неподвижным пациентам и направилась к Николаю. Тот вытянулся на койке, зажмурился и замер. Алина увидела, что он снова трясется, на этот раз мелкой заячьей дрожью. Карина спокойно подошла к его койке, не глядя больному в лицо, обработала испещренную крошечными кровоподтеками вену на левой руке, и взяла шприц. Из плотно сжатых губ Николая вырвался тихий сдавленный писк.
— Ну спокойно, спокойно, голубчик, — Отченаш успокаивающе тронул его за руку и встал с табурета. — Все хорошо, я рядом, все хорошо…
Алина внимательно смотрела, как медсестра Карина села, выверенным, профессиональным движением ввела иглу, впрыснула препарат, потом убрала шприц и прижала к ранке кусочек ваты со спиртом. Перед тем, как подняться, она быстро взглянула Алине в глаза, отвернулась, и пошла к выходу.
— Всего доброго.
Ей никто не ответил. Пациент на кровати лежал с закрытыми глазами и глубоко, шумно дышал.
— Пойдемте, — негромко сказал главврач. — Сейчас лекарство подействует. Для первого знакомства вполне достаточно.
Они вышли в коридор.
— Ну вот, — развел руками Отченаш. — Вы все сами и увидели.
— Вы простите, я, наверное, зря про полицию сказал… — виновато произнес Чекан.
Он был бледен и выглядел немного растерянным. Алина понимала, почему.
Арсений Виленович махнул рукой.
— Да ладно, чего там…кто же мог знать.
— Насколько я понимаю, он на нейролептиках? — спросила Алина.
— Да, разумеется. Сейчас на хлорпротиксене. Мы пробовали разные сочетания медикаментов, но результат, как видите, неутешительный. Жаль, молодой еще человек, тридцать лет всего. До поступления сюда работал автослесарем. И вот такая беда.
— А его раны?..
— Нанес сам себе, — ответил главврач.
— Не очень характерно для онейроида, — заметила Алина.
— Зато типично для делирия, — отозвался Отченаш. Он помолчал и добавил: — Послушайте, если Вас смутила реакция больного на старшую медсестру, то уверяю, для этого нет никаких иных оснований, кроме психического заболевания. Карина Максимовна грамотный, внимательный сотрудник и прекрасная молодая женщина, тихая, скромная. У нас уже два года. Работа медсестры и в обычной больнице — не сахар, знаете ли, а в нашем учреждении этот труд нелегкий вдвойне. За все время работы к ней не было никаких нареканий ни от врачей, ни от больных, ни от их родственников, только благодарности — а их здесь ой как трудно заслужить. Говорят, что люди, пережившие жизненные невзгоды, лучше понимают страдания других, и я думаю, это как раз тот самый случай: Карина Максимовна сама из детдома, росла без родителей, и сейчас тоже одинока, насколько я знаю. Может, поэтому так трогательно заботится о наших больных — и поверьте мне, они это ценят.
— Вы изучаете биографии всех своих сотрудников, Арсений Виленович? — поинтересовалась Алина.
— Разумеется, — ответил он и посмотрел на Алину через очки. — Чтобы не судить о людях поверхностно.
До проходной Алина и Чекан шли молча и не оборачиваясь.
— Ну, что скажешь? — спросила Алина, когда они сели в машину.
— Не наш пациент, — покачал головой Чекан.
— Да, не наш, — задумчиво ответила Алина. — Это пациент медсестры Карины.
В центре города сыро и тесно, как в сумрачном погребе; тут всем мало места: распухшим от влаги домам вдоль узких улиц, людям в этих домах, рекам в тисках каменных берегов, даже тучам в пасмурном небе. Машины с трудом продвигались по дорогам, как вялая кровь по холодным, тонким сосудам, то и дело скапливаясь тромбами на перекрестках. Остановить мотоцикл пробки не могли, но скорость движения все равно порой замедляли. Черно-красный «Дукати Диавел» осторожно пробрался вперед между неподвижных автомобилей, едва не задев немолодую черную «Мазду» с рыжей женщиной на пассажирском сидении, утробно взревел, вывернул налево под красный сигнал светофора, и, не обращая внимания на негодующие сигналы, рванулся вперед, ныряя в просветы в потоке машин.