Она двигалась, будучи невидимой для других, вместе с пилотами «Осколков» в тени малого истребителя поддержки «Спящая цитадель» вслед за «Обожженным фрагментом фарфора» Шестнадцать Мунрайз в тишину, которая поглотила Пелоа-2. Она рассеянно спрашивала себя, не повлияет ли выход из строя системы связи на интерфейс «Осколка», и подумала, что было бы полезно это выяснить.

«Обожженный фрагмент фарфора» был красивым кораблем. Она видела через постоянно меняющие локацию системы обзора «Осколков», как он прорезает пространство, словно обсидиановый клинок, поблескивающий чернотой. Крейсер-невидимка класса «Пирокласт» – если он не был гордостью Двадцать четвертого легиона, которым командовала Шестнадцать Мунрайз, то его следовало таким сделать. Корабль, вынырнувший из-за дальней стороны карликового солнца системы Пелоа, – в этом месте находился корабль «Острие ножа», когда их перехватил инопланетный корабль с тремя кольцами, – мог показаться всего лишь темным пятном на звездном поле. Он был почти невидим. Следом за ним двигалась «Спящая Цитадель», что позволяло Шестнадцать Мунрайз занять место во главе. Конечно, она приняла командование на себя; Девять Гибискус наверняка сделала бы то же самое. После коммуникационного блэкаута никто не видел Пелоа-2. Девять Гибискус не знала толком, что ожидала увидеть. Что угодно: от почерневшей, выгоревшей раковины до яркой, здоровой колонии, подвергшейся блокаде…

Ни того, ни другого она не увидела. Пелоа-2 выглядела, как предположительно и должна была выглядеть, судя по голограммам: маленькая планета, три континента, большая силикатная пустыня в центре самого большого из них, тейкскалаанская колония на южном окончании этой пустыни. Очертания обогатительных предприятий и производств по выпуску стекла для облачных привязок напоминали глифы, введенные в ландшафт. И весь чистый кварцевый песок, белый блеск вокруг колонии, был оправой для необработанного промышленного алмаза. На видимой им части колонии стоял день, а потому невозможно было определить, есть там электричество или нет. Обычный набор спутников все еще находился на орбите, но половина из них была погружена в темноту, и на самой планете не наблюдалось никакого движения, малые корабли не поднимались и не садились на ее поверхность. И инородцев нигде не было видно.

За шумом болтовни между «Осколками» она смогла различить голос Шестнадцать Мунрайз: «Медленно опускаемся на орбиту. Это кладбище».

Девять Гибискус не имела биофидбэка, чтобы прийти в содрогание, но ее все равно трясло, и она решила, что это следствие коллективного восприятия – пилоты всех «Осколков» ощущали эту ползучую, безмолвную необычность. «Это кладбище». Шестнадцать Мунрайз не ошиблась на этот счет. Когда они приблизились, «Спящая цитадель» уже прошла мимо погруженных в темноту спутников. Они представляли собой не более чем руины, разодранные, вскрытые, с оторванными частями. Девять Гибискус пыталась увидеть какую-то систему в этом разорении – может быть, инородцам требовался металл или сердечники реакторов, кислород, что угодно – и не смогла. Спутники просто выглядели разодранными на части. Разграбленными. Она поймала себя на мысли: «То, что в них полезного, они и хотели забрать. Оживляющую силу, то, что делало их имеющими цель, а не выброшенным на свалку мусором – вот что они ищут».

Она понимала, что антропоморфизирует угрозу, вкладывает смысл и причину в то, что вполне могло быть беспричинным разрушением. Эти инородцы не были людьми. Они даже варварами не были.

Снова ровный голос Шестнадцать Мунрайз, произнесенная ею команда:

– Оставаться на орбите и на связи. Я отправляю разведку на поверхность: шесть «Осколков» со «Спящей цитадели» десять с «Фарфора». Приготовиться.

Риск. Девять Гибискус могла и не рисковать. Неудивительно, что Пелоа-2 не выходила на связь: все их инструменты коммуникации были уничтожены. Если спутники превратились в кладбище, то какого рода массовые разрушения могут обнаружиться на планете под ними? Но она отдала Шестнадцать Мунрайз приказ отвоевать эту колонию, бросила ей вызов – мол, справишься ли? Так что просто окружить планету тейкскалаанскими кораблями было недостаточно. Если на планете находились граждане Тейкскалаана, то они заслуживали спасения. Заслуживали защиты и возвращения в мир. Девять Гибискус перенесла внимание на полет пилотов «Осколков», спускающихся на поверхность через выгоревшую атмосферу. Все остальное она отвела на второй план, на периферийное видение через облачную привязку, на вспышки в темноте.

Они попытались связаться с космопортом на обычный манер – запросили посадочный вектор и соответствующее место между небесными сетями. «Осколки» садились на собственных двигателях, а не как гондолы с зерном или грузовики – их приходилось ловить. Такой способ посадки должен был использоваться как рутинный. Но ничто на этой планете не было рутинным.

Пелоа-2 не отозвалась на первый вызов. Не отозвалась и на второй, и на трансляцию по всем каналам требования очистить космопорт для посадки, поскольку суда Военного министерства имели приоритет над всеми остальными. Девять Гибискус предпочла бы пропустить это сообщение, поскольку многоканальная связь была делом слишком рискованным – даже кладбища могли посещаться тем, кто вырыл могилы. «Осколки» приземлились, где смогли, спустились через оранжево-пурпурное сияние плазмы, испытывая давление и тряску перегрузок во время торможения. Тем не менее само приземление прошло гладко: все пилоты совершали посадки и в гораздо более трудных ситуациях, в условиях радиомолчания и без векторного ориентирования – только за счет визуального выбора безопасного места для посадки.

В космопорте царили темнота и тишина – ни тейкскалаанцы, ни инородцы не вышли встречать шестнадцать кораблей. Один из приборов на инструментальных панелях «Осколков» сообщал пилоту, что температура за бортом почти пятьдесят градусов, на Пелоа-2 был летний полдень, и температура достигла границы человеческой переносимости. Девять Гибискус на мостике вдали от всего этого ощущала холодок, видя полную неподвижность, слыша полную тишину. Струйки кварцевой пыли поднимались над поверхностью, когда дул ветер, белая рябь в воздухе напоминала снежную метель.

В ее ушах раздался голос Шестнадцать Мунрайз:

– Выяснить, насколько плоха ситуация. Найти выживших, если удастся.

Такой же приказ могла бы отдать и Девять Гибискус. Какими бы ни были расхождения между ними, грело душу то, что Шестнадцать Мунрайз волновала судьба граждан Империи. Это давало надежду, что, может быть, между ними все-таки найдутся точки соприкосновения, которые позволят им скоординированно работать во время этой войны.

Она увидела, как люди выходят из «Осколков», и порадовалась, что на пилотах вакуумные костюмы с контролем температуры, а еще с обновленными интерфейсами, которые позволяют сохранить коллективное видение даже на поверхности планеты, вне зоны действия ИИ корабля, который сводит восприятие каждого в единое, общее. Она радовалась, пока пилоты не вошли внутрь здания космопорта и не увидели первые тела.

Девять Гибискус была солдатом. Она убила больше народа, чем могла сосчитать, – в условиях космического сражения их зачастую и сосчитать было невозможно, – и часть из них умирала у нее на глазах, она видела кровь, вонь дерьма и выпавших внутренностей, жертвы, приносимые ни для кого и одновременно для всех. Она носила на лбу кровь своей первой жертвы в наземном бою, пока эта кровь не засохла и не отшелушилась. Это был старый ритуал, и тогда она ощущала себя текскалаанкой в большей мере, чем когда-либо в жизни: в двадцать лет, коронованная кровью, по колено в грязи на попытавшемся поднять восстание планетоиде…