что-нибудь возразить, то пока не могли.

— Пойду ваты из аптечки принесу, ага? — сказал сержант Батоев и исчез.

— Так, — процедил лейтенант, — ты, Анджела Дэвис, пошли со мной.

Вова проводил нас внимательным взглядом и потянул к себе футляр с саксофоном.

— Итак, Анджела…

— Слушаю вас очень внимательно.

Лейтенант посмотрел на меня строго:

— Что ты можешь рассказать о произошедшей драке?

— Я вообще не поняла — что они вдруг бросились друг на друга.

С полминуты мы молча таращились глаза в глаза.

Из глубин участка внезапно раздались душераздирающие звуки, заставившие лейтенанта вздрогнуть. Если вам довелось когда-нибудь существовать рядом с начинающим духовиком, то вы понимаете, что первые упражнения — отнюдь не шедевры. Вовка, к примеру, чтобы нас не мучить, уходил репетировать в утеплённый сарай, неоспоримыми преимуществами которого были удалённость и звукоизоляция. Сейчас, как вы понимаете, он решил себя не сдерживать.

ПО СУЩЕСТВУ ДЕЛА

Тащ лейтенант символизировал собой борьбу долга и раздражения:

— Я имею в виду драку около музыкальной школы.

— По-моему, вы неверно квалифицируете это событие.

Он нахмурился:

— И как же я должен его квалифицировать?

— А вы дайте мне бумагу, я сама опишу.

Он хмыкнул и подвинул мне лист:

— Ну, давай.

— На имя кого?

Под его диктовку (и саксофонические экзерсисы) я переписала шапку, в которой, между прочим, значилось не только «Начальнику такого-то отдела» с именем и званием, но и от кого — конечно же, от Дэвис Анджелы Франковны. Я продолжала гнуть свою линию.

Дальше получился следующий текст:

«По существу событий 11 сентября 1985 года могу пояснить следующее.

Выйдя из музыкальной школы, я была остановлена двумя неизвестными мне мужчинами, один из которых грубо схватил меня за руку и потребовал, чтобы я села с ними в машину. Было ли целью упомянутых мужчин совершение действий сексуального или членовредительского характера, мне неизвестно, однако они имели ярко выраженное грубо принудительное свойство[27]. Мой товарищ, видя это, прибег к мерам необходимой обороны, после чего мы уехали. Записано мной лично. 11.09.1985».

И размашистая подпись:

А. Дэвис. Patria o muerte![28]

Я подвинула ему листок:

— Так нормально?

Лейтенант пробежал глазами листок, потемнел лицом и как даст ладонью по столу (я аж подпрыгнула, честно):

— Да что ты мне голову морочишь!

Саксофон оборвал свои завывания, брякнул железный перекидной засов, и по коридору прозвучали лёгкие шаги. Вовка зашёл в кабинет и скучным голосом сказал:

— Ещё раз на неё крикнешь, рапорт будешь писать из больнички. Где там ваши придурки со своей машиной? Достал меня сегодня этот хор идиотский, и вы тут ещё со своим цирком…

— Это что за разговоры? Вы понимаете, где вы находитесь?

Вова поморщился:

— Слушай, лейтенант, вот чё ты меня бесишь? Вам надо было нас на беседу вытащить? Ну. Щас я начну снова девятилетку изображать, и хрен ты кому чё докажешь, что это всё тебе с пьяных глаз не приснилось.

— А тех дяденек другой дяденька избил, который мимо проходил. И мы его не знаем, — честно-честно сказала я специальным детским голосом и для верности несколько раз поморгала глазами.

В коридоре раздалось одинокое топанье, следом закричал и заругался сержант Батоев. Вестимо, тот пацан, об которого Вовка кровь вытер, побежал (но был остановлен бдительным сотрудником).

Лейтенант смотрел на нас, откинувшись на спинку стула:

— Есть же записи.

— Это подделки, — равнодушно сказал Вова. — С видеоматериалами, конечно, будет сложнее, но не думаю, что их у вас много, если вообще есть.

Несколько секунд висела пауза. Потом лейтенант встал и вышел.

— Что думаешь? — спросила я.

— Да ничего не думаю. Надоело мне притворяться.

Ещё бы. Достало прям до печёнок.

СПЕЦИАЛИСТ ПО ДЕТЯМ

Где мы были, я не могу вам сказать. Серое здание. Задний рабочий двор без каких-либо обозначений на двери. Во дворе довольно много по советским меркам машин — пять или даже шесть. Около крайней, с задранным капотом, возился мужичок в замасленной робе, ещё трое в форме курили и давали ценные советы. Все четверо лениво мазнули по нам взглядами. Внутри, однако, имелся охранник, сурово потребовавший документы или (за неимением оных) хотя бы имена.

— Так Анджела Дэвис, — отрекомендовалась я, — товарищ лейтенант не даст соврать.

Так и записали нас: Анджела Дэвис и Анри Валуа. По ходу дела, это теперь наши подпольные клички. Хотя…

— Нас теперь любой дурак найдёт, которому не лень, — проворчал Вова.

— А особенно не дурак, — согласилась я.

Нам показали всякие документы, удостоверения и прочие печати. Но дело было даже не в этом. Если бы какие-нибудь западные спецслужбы взялись представляться органами, они бы такой развесистой клюквы понавешали в стиле Шварценеггеровского милиционера и злых мужиков в ушанках с малиновыми околышами (хоть бы и летом), но никак не вот эту вахту, ремонт полудохлого бобика и рапорта́ в трёх экземплярах.

Кабинет был серенький. Человек был серенький, в сереньком костюмчике. Да и всё вокруг было серенькое, унылое и одинаковое. Но, справедливости ради, немного поновее, чем в ментовке.

Дядька, которого отправили к нам беседовать, был, видать, специалистом по работе с детьми. Лет тридцати пяти. Майор, наверное. Или по́дпол уже. Первым делом он попытался завязать с нами, тысызыть, контакт.

Зубодробительно.

Вова смотрел на него, сложив брови домиком.

— Простите, вы читали наше дело?

— Пусть эти вопросы вас не беспокоят…

Я попробовала зайти с другой стороны:

— А папку, которую предположительно ваши товарищи изъяли у меня из шкафа, вы хотя бы видели?

— Ребята, есть круг вопросов, которые я не должен…

— Послушайте, юноша… — начала я.

— Тогда позовите того, кто читал, — перебил меня Вова, — иначе это бессмысленный фарс.

Мужик помолчал.

— Хорошо, я читал…

— Тогда какого хрена? — Вовка навалился грудью на стол. — Ты мне во внуки годишься! «Дорогие ребята», бл***… Чё смотришь? На троллейбусе тебя пару кругов по городу провезти, чтоб ты уверился, что никто меня этому не учил?

— Погоди, Вов, не разоряйся. У вас есть конкретные вопросы? Без «давайте жить дружно» и прочей фигни?

Товарищ предположительно майор хмыкнул. Открыл папочку.

— Что такое бэлээм?

— Блэк лайф мэттер, — с ужасным немецким произношением выдал Вова.

— «Чёрные жизни важны», — перевела я. — Движение, которое из борьбы за равноправие сделалось расистским обратного толка и послужило одним из спусковых крючков гражданской войны в США.

— Как это — «обратного толка»? — не понял майор.

— То и значит. Не все жизни важны, как вы могли заметить, а только чёрных.

— А самыми ущербными членами общества становятся белые цисгендерные мрази, — добавил подробностей Вова.

— Кто?

Я постаралась сформулировать максимально чётко:

— Мужчины белой расы, которые отказались совершать