Если летом Амблетёз сиял огнями, то зимой исхлестанный приливами, атакуемый морскими брызгами и солью городок погружался в спячку. Прибрежные дома, по большей части пустые, жались друг к другу, будто пытаясь согреться и сплотиться против стихии: жестоких ветров, проливных дождей, непрекращающейся измороси. Обычно оживлявшие берег разноцветные лодки пылились в глубине запертых на ключ эллингов. Все было безжизненно, неподвижно, кроме вечных приливов и отливов, перекатывающих камешки в гипнотическом ритме, скрипучего песка и постоянно доносящихся неизвестно откуда отвратительных криков чаек.

Лин припарковалась на самой северной улице города, тянущейся вдоль крошечной речушки Слак, воды которой бесследно исчезали в заливе, тщетно пытаясь во время отлива достичь моря. Место было уединенное, погруженное во тьму и защищенное от взглядов любопытных ветров небольшой возвышенностью.

Дальше Лин пошла пешком, держа в руке выключенный фонарик. Она миновала лодочный причал с дремлющими буксирами и уже оттуда смогла различить укрепления форта в форме открытой в сторону моря подковы – подлинный образец военной архитектуры, созданный более трехсот лет назад Вобаном. Туда добирались по полосе покрытых ракушками скал, которые во время приливов исчезали под водой, что делало здание неприступным.

Многочисленные надписи гласили, что проникновение в форт без особого разрешения не допускается, и сообщали о скором возобновлении реставрационных работ. По всей видимости, это и была стройка Жюлиана.

Лин не придала значения запрету, перешагнула через цепь, висящую между двумя столбиками, и осторожно двинулась к форту. Из-за скал до нее долетал запах ила, водорослей и соли. Часов приливов и отливов она не знала, но видела море, которое вдали заигрывало с горизонтом, значит время у нее пока есть. Не может быть и речи о том, чтобы на шесть часов остаться взаперти в форте, когда вода заключит его в свои бурные объятия.

Лин поднялась на несколько ступенек, подошла к тяжелой деревянной двери и вставила ключ в замок. Щелчок… И растущая тревога. Перед ее мысленным взором вновь возникла желтая непромокаемая куртка с капюшоном, заляпанные грязью сапоги, обведенные ручкой абзацы в книге, следы изготовления орудия пыток.

Оказавшись в караульном помещении, Лин включила фонарь и бросила беглый взгляд в другие комнаты. Затем пересекла внутренний двор и решила осмотреть башню сверху донизу. Жюлиан и Дамбрин много раз встречались на третьем этаже, в каземате, они ночевали здесь вместе, когда его любовница проводила обследование форта.

Комната была пуста, только откаченная в угол ржавая пушка да подставленные под протечки и наполненные на три четверти ведра на полу. Лин замерзла, она спустилась по лестнице и продолжила осмотр здания, порой наклоняя голову, чтобы пройти под низкими сводами. Влага подтачивала известняк, просачивалась между камнями, делала ступени осклизлыми.

Вдруг она замерла: со стороны лестницы послышался какой-то звук. Она выставила перед собой фонарь и затаила дыхание. Может, ей почудилось? Звук повторился, гораздо более отчетливо. Снизу донеслось что-то вроде скрежета металла о камень.

Она здесь не одна.

– Тут есть кто-нибудь?

Больше ни звука. Ветер? Невозможно. Собрав всю свою волю, Лин устремилась в чрево форта. Она смутно помнила, что в конце лестницы есть комната без окна с каменными стенами, некогда служившая складом провизии для военных. И вдруг она резко остановилась, увидев фотографию, прибитую гвоздем к правой стене: портрет Сары, лет тринадцати, не больше. И еще одна, чуть ниже… И еще… повсюду Сара. Все отсутствующие в альбомах фотографии оказались здесь, на каменных стенах.

Логово безумия.

Тело сковал страх. Машинально ступая, Лин двинулась дальше. Фонарь прорывал тьму склада. Она нацелила луч на противоположную стену, и у нее едва не остановилось сердце, когда в круге света возникли запястья в наручниках, а затем лицо, в котором не осталось ничего человеческого, настолько оно было изуродовано.

Всякий раз, когда какой-нибудь преступник решался покончить с собой, не заплатив за свои злодеяния, Вик испытывал жгучее желание все бросить. Подобные провалы – а это был один из них, и серьезный, – ранили его, как удар ножом в самое сердце.

Он обшарил сарай, переворошил тюки соломы, осветил все темные углы. Ничего. У него опустились руки. Остался ли хоть малейший шанс, что Аполлина жива и заперта где-то?

Трое его товарищей пытались сорвать свинью с деревянной двери: палач использовал автоматический пистолет для забивания гвоздей – его обнаружили на земле, у ног свиньи, наряженной в платье Аполлины. В полиции таким делам не обучали.

Только что прибывшие эксперты расположились в главном доме фермы. Они брали пробы волос, образцы крови, снимали отпечатки пальцев с огнестрельного оружия, фотографировали положение тел, предметов. Под широкой черной ладонью горы, стиснувшей эту ферму ужаса, потрескивали вспышки. Вик смотрел, как специалисты с невероятной осторожностью снимают с животного платье, – в этой сцене было что-то смешное и в то же время отвратительное. Тяжело ступая, Вик молча вернулся в здание. Жена часто упрекала его в неразговорчивости, но что можно ответить на вопрос: «Ну как у тебя прошел денек?» – когда пережил подобные минуты?

Процессуалист их бригады Жослен Манжматен, получивший прозвище Мимолет, потому что был таким же рыжим, как сыр мимолет, вкладывал улики в пакеты для вещдоков, а командир звонил по телефону. Морель и Дюпюи продолжали прочесывать ферму. В доме стояла такая тишина, что Вик вздрогнул, когда лежащий на видном месте посреди стола мобильник Дельпьера издал лягушачье кваканье. На экране появилось сообщение от Паскаля Деламбра: «Строительные работы у мадам Фурней начнутся в 8:30. Хорошего вечера и до завтра».

Нормальная жизнь, подумал Вик. Парень, как любой другой, каждый день заходил к людям, улыбался им, ремонтировал их дом, перекрашивал спальню, а руки у него были в крови. Сколько еще таких, которые, как он, скрываются под маской? Морель тоже прочел сообщение, нервно хихикнул, и его лицо исказила странная гримаса.

– Нет, дружок, твоего работничка там завтра не будет. Твой поганый насильник мертвых купил себе билет в ад. А мне на него насрать!

Не обращая внимания на гневный взгляд напарника, Вадим вышел в коридор. Время от времени он, бывало, слетал с катушек и тогда вел себя развязно, как страдающий синдромом Жиля де ла Туретта[12]. Несмотря на лицо, будто слепленное из пластилина, и внешность мультяшной куклы, он был сангвиником.

Пока процессуалист не сунул мобильник Дельпьера в вещдоки, Вик, натянув перчатки, ознакомился с его содержимым. Там оказалось всего несколько контактов, записанных как «клиенты» или «коллеги», и сообщения, явно касающиеся работы. Ничего, бросающегося в глаза или странного. Кроме последнего, отправленного Дельпьером накануне поздно вечером на безымянный номер с кодом «06». «Тому, кто вскоре без приглашения войдет в мой дом: когда ты спустишься в самый низ, поверни колесо счастья. И получи сюрприз!»