Споря с Марксом и Лениным, Ю. И. Мухин ведет речь именно о классовом государстве. Но классов он не то чтобы не признает, он их исключает из рассмотрения («для начала надо забыть о буржуазии»). Что же тогда представляет, по его мнению, государство в его человеческом измерении? Ю. И. Мухин дает такую формулу: «Государство — это народ и органы управления им». Это мне напомнило вывеску на автомобильной мастерской: «Тонирование стекол и все остальные работы».

В формуле Ю. И. Мухина понятие государства вообще неопределимо, его очертить невозможно. И монах в лесном скиту (частица народа), и банкир Ротшильд, который через финансовую паутину в большой мере управляет сегодня хозяйственной жизнью нашего народа — это Российское государство? Сам же Ю. И. Мухин писал, что сегодня ТВ стало важнейшим органом управления. Значит ли это, что НТВ, вроде бы принадлежащее Гусинскому, — государство? Нет. Просто Ю. И. Мухин, введя в формулу функцию управления, неправомерно расширил понятие.

Сегодня многие транснациональные корпорации по масштабам и сложности управления, по объему находящихся под их управлением ресурсов и численности управляемых превышают среднее государство — но государством ни в коей мере не являются. У них есть своя система образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения и многое другое — нет права на легитимное насилие.

Если же подменить понятие государства управлением, соединением людей для «общего Дела», то у Ю. И. Мухина с марксизмом никаких расхождений нет. Маркс в «Капитале» написал главу «Кооперация» — прямо об этом, и очень хорошо написал, в системных понятиях управления. А Энгельс вообще писал об этом почти как Ю. И. Мухин. Вот, почитаем: «Некоторые социалисты начали в последнее время настоящий крестовый поход против того, что они называют принципом авторитета. Достаточно им заявить, что тот или иной акт авторитарен, чтобы осудить его. Этим упрощенным приемом стали злоупотреблять до такой степени, что необходимо рассмотреть вопрос несколько подробнее. Авторитет в том смысле, о котором здесь идет речь, означает навязывание нам чужой воли; с другой стороны, авторитет предполагает подчинение. Но поскольку оба эти выражения звучат неприятно и выражаемое ими отношение тягостно для подчиненной стороны, спрашивается, нельзя ли обойтись без этого отношения, не можем ли мы создать иной общественный строй, при котором этот авторитет окажется беспредметным и, следовательно, должен будет исчезнуть…

Предположим, что социальная революция свергла капиталистов, авторитету которых подчиняются в настоящее время производство и обращение богатств. Предположим, становясь на точку зрения антиавторитаристов, что земля и орудия труда стали коллективной собственностью тех рабочих, которые их используют. Исчезнет ли авторитет или же он только изменит свою форму?.. Желать уничтожения авторитета в крупной промышленности значит желать уничтожения самой промышленности — уничтожения паровой прядильной машины, чтобы вернуться к прялке.

Возьмем другой пример — железную дорогу. Здесь также сотрудничество бесчисленного множества лиц безусловно необходимо; это сотрудничество должно осуществляться в точно установленные часы во избежание несчастных случаев. И здесь первым условием дела является господствующая воля, решающая всякий подчиненный вопрос. Мало того: что стало бы с первым же отправляемым поездом, если бы был уничтожен авторитет железнодорожных служащих по отношению к господам пассажирам?».

Где здесь такой уж «ужасающий примитивизм»? Между прочим, пример с железной дорогой развивает и Ленин в «Государстве и революции», говоря о важности управления в любом «общем деле».

К каким, наконец, выводам приходит Ю. И. Мухин, дав свою трактовку государства? Прежде всего он уповает на справедливые законы и на благородство чиновника — тогда все классовые противоречия отпадут сами собой: «Продажность человека зависит от человека… Честного не купят. А подлый не станет честным и не станет устанавливать справедливые законы только потому, что нет буржуазии. В СССР… не было буржуазии, не было и справедливости… Надо заставить высшие органы государства принимать только справедливые законы» и т. д. Но как быть, когда сами понятия о справедливости непримиримо разошлись в двух частях народа? В этом проблема.

Второй вывод: всякие государственные органы — благо. Значит, включая и наше чубайсовско-немцовское управление. Такой нам совет: «Ни в коем случае не трогать органы управления государством. Какие ни есть, но они все же хоть как-то обеспечивают защиту народа. Какие ни есть, но там все же специалисты». Звучит красиво, надо только сказать, защиту какого народа обеспечивают органы и специалисты, подчиненные Международному валютному фонду. Во всяком случае, не русского народа.

Думаю, Юрий Игнатьевич затеял спор, думая о государстве будущего, уже без Чубайса и Немцова — «наше» государство. Но это — другой разговор. Для него воевать с ветряными мельницами не было нужды».

Это мнение ученого, и умного ученого. Вы поняли, зачем, для чего вам нужно государство?

В те годы я начал ответ так. Если человек кормится от своих трудов, а не исключительно от своей болтовни, то он не может приступить к делу, не выяснив, зачем результат его работы нужен людям. Мы хотим создать государство, в котором народу жилось бы если и не очень хорошо, то, по меньшей мере, достойно. Следовательно, мы должны твердо знать, ЗАЧЕМ народу России необходимо государство. Иными словами: если ты хочешь на рынке продать товар, то озаботься узнать, зачем он нужен покупателю. Иначе ты не сможешь понять, как действительно ДОЛЖЕН ВЫГЛЯДЕТЬ твой товар. Возвращаясь к теме: не поняв, ЗАЧЕМ НУЖНО людям государство, невозможно понять, КАК ОНО ВЫГЛЯДИТ и, соответственно, невозможно построить его так, чтобы удовлетворить им народ.

Но если ты результатами своего «труда» не собираешься удовлетворять людей, то тебя может и не волновать вопрос, зачем твой труд нужен людям. Если твоя цель не построить государство, а лишь поболтать о нем, то зачем тебе знать — зачем оно нужно? Тебе хватит для болтовни и вопроса, как оно выглядит.

Если некоторые читатели этого не заметили, то подчеркну — именно в этом причина непонимания между тупым первоклашкой Мухиным и овладевшей всеми сокровищами мировой мысли Марьиванной. И когда я пробую обсудить с ней вопрос, зачем нам нужно государство, Марьиванна изумляется моей тупости — она в институте проходила Смита и Локка, Платона и Вебера, зачерпнула полной горстью сокровищ мысли Маркса и Энгельса — а там ничего такого не написано! Она не согласна повторять «путь от обезьяны», так как Маркс учит, что повторять его надо непременно от первобытно-общинного строя. И когда я обращаю ее внимание, что государство нужно людям для их же собственной защиты, — это цель государства — то она смотрит на меня, как на вывеску «Тонирование стекол»: откуда, мол, и что за научные новости?

Она твердо знает, что вся истина — от древних западных ученых: и то, что Земля — это блин на трех китах, вокруг которого вращается Солнце; и то, что главная задача химии — это добыть философский камень. Но главное — она знает, что если она будет это знать, то только тогда сестры по разуму назовут ее диалектиком — тем, кто жизнь изучает во всем многообразии, изменчивости и противоречиях.