Но я уже увлеклась.

– Не сдаст! Мир в семье ценят все. И генеральные, и гениальные…

– Ты про меня? Спасибо, спасибо. Приятно, – расцвел Фима, – я его действительно, ценю и берегу по мере возможности… Только супруга повышает голос, я сразу же молча лезу под стол. Мой бог! Как я живу, как я живу… – Фима завел любимую пластинку и начал прокручивать ее без перерыва, постепенно снижая громкость исполнения.

Мы позавтракали, и Фима встал, сходил в коридор и вернулся со своим пакетом. Покопавшись в нем, он вытащил маленький блестящий ключик с квадратной головкой и металлическим брелоком, прикрепленным к нему через кольцо.

– Что это может быть? – спросил он у меня.

– Ключ, – ответила я, – у меня на замочке в офисном шкафу похожий болтается. Дай посмотрю.

Я посмотрела этот ключ. Точно, похож. На брелоке выбита четкая надпись: «АКБ СБ 237-56». Я вопросительно посмотрела на него.

– Я это нашел в квартире Инги, – сказал Фима, – и лежал он, между прочим, в самом тайном тайнике – в сливном бачке. От чего он может быть?

Я пожала плечами:

– От чего угодно. Кстати, не забудь про счета за телефонные переговоры. Этот ключ вполне может быть и из другого города.

– Увы, звучит логично, – вздохнул Фима и положил ключик в карман, – иногда хочется помечтать о золотом ключике, который приведет тебя к богатству… или к интересу, по крайней мере.

– Я знаю одну такую историю, – кивнула я, – ребята нашли ключ и долго не могли понять, куда же его приспособить…

– И что потом? – полюбопытствовал Фима.

– Не помню точно, – я сделала вид, что задумалась, – не помню, перечитай книжку про Буратино, это было там.

Фима обиделся и немного покраснел. Он помолчал, пряча глаза, и затем спросил:

– Едем к доброму дедушке Боре?

– Поехали, – согласилась я. Мы вышли из богемной квартиры со всеми своими вещами. Обоим было ясно, что сегодня мы сюда не вернемся. Фима, потерев лоб, вспомнил, как лучше ехать, и мы направились на разведку в офис «Дорспецсервиса».

Попасть туда оказалось посложнее, чем в правительство области. Здание офиса находилось на окраине города, в окружении складских бункеров и гаражных блоков. Все это – за двумя рядами забора из проволоки и с охраной ОМОНа с автоматами.

Фима попытался договориться с начальником охраны. У него это получилось, и его допустили до какого-то пятого заместителя одного из директоров. На этом все и застопорилось. Я уже утомилась читать найденную у Фимы книгу Стаута, когда он сам вернулся в состоянии почти невменяемом от бешенства. Упав на сиденье, Фима длинно выругался.

– Единственное, что мне удалось узнать, – гневно сказал он, – это то, что босс, видите ли, «у себя» и что он очень занят!

Его трясло, и он пока не мог нормально разговаривать.

Наконец Фима заговорил спокойнее:

– Можно попытаться поймать дядю Борю на выходе, точнее на выезде, – предложил он, – но все равно шансов мало. Не знаю пока, что делать. Не знаю!

Он закурил и замолчал, тяжело пыхтя дымом.

Я подумала и достала из сумки конверт, который еще, наверное, помнил лежащие в нем десять тысяч баксов. Конверт был немного помят, но в принципе выглядел прилично. Пока еще.

– Дай чистый лист бумаги, у тебя есть? – обратилась я к Фиме.

Он порылся в бардачке и бросил мне на колени блокнот. Вырвав из него листок, я написала адрес квартиры Инги, той, с видеокамерой. Положила его в конверт и заклеила. Фима смотрел на мои действия без интереса.

– На, возьми, – я протянула ему конверт, – скажи, что это срочный пакет самому боссу и что мы ждем ответ пятнадцать минут.

– Точно! – загорелся Фима. – А если этот козел будет продолжать кобениться, я пообещаю ему, что босс его уволит за задержку его почты!

Фима, схватив конверт, убежал, а я осталась дочитывать Стаута. Фима вернулся через несколько минут и доложил:

– Нагнал жути. Посмотрим.

Судя по его поведению, на особый результат он не надеялся.

Однако не прошло и двадцати минут, как мы были приглашены вышедшим на улицу начальником охраны зайти вовнутрь. Никто не задавал нам больше никаких вопросов, и по боковой лестнице, минуя лифт, нас доставили на третий этаж. Я поняла, что в кабинет Бориса Петровича вели два входа: парадный и интимный. Нас пустили через интимный, потому что сначала мы прошли через комнату с диваном и холодильником, видеомагнитофоном и телевизором, а потом попали из нее и в сам кабинет.

Борис Петрович встретил нас, стоя посередине своего обширного кабинета. Он недоуменно перебежал взглядом с меня на Фиму, потом обратно. В жизни он был почти таким же, как и на экране, только казался еще толще и старше возрастом. Наверняка он уже дедушка, причем, возможно, и неоднократно.

– Вы ко мне? – спросил он удивленно. – По какому делу?

Я заметила в его руках мой конверт и ответила:

– Да, это я прислала вам эту записку. Нам нужно поговорить.

– Вы? – еще больше удивился он и, подумав, обошел стол и сел на свое кресло. Там он, очевидно, чувствовал себя увереннее.

– О чем же, молодые люди, вы хотите говорить? – повысив голос и придав ему начальственные нотки, произнес Борис Петрович.

Я показала ему кассету, которую принесла в сумке.

– Давайте посмотрим, что здесь записано, – миролюбиво проговорила я, – а потом вы и поймете, о чем будет разговор.

Борис Петрович насторожился и, как мне показалось, испугался.

– Вы кто? – резко спросил он.

– Послушайте, – раздраженно сказал Фима, – мы потеряли так много времени, прорываясь к вам, что нет смысла теперь выяснять, кто мы, откуда мы. Посмотрим запись, и вы все сразу и поймете. О'кей?

Борис Петрович встал с тяжелым вздохом и улыбнулся:

– Ох, отрываете вы меня от работы, но что с вами поделаешь, ребятки… Хорошо, что вы хоть на киллеров не похожи…

Он вышел из-за стола и показал нам рукой на комнату отдыха, через которую мы вошли:

– Прошу вас, гости дорогие…

Мы с Фимой переглянулись и направились, куда он показал. Не знаю, что подумал Фима, а я была уверена, что дедушка Борис сильно трусит. И вовсе не от того, что мы можем оказаться киллерами.

Мы вернулись в комнату отдыха. Я передала Фиме кассету, а сама прошла и встала у окна, так, чтобы не видеть экран телевизора. Все-таки порнография, даже любительская – это мужские игры.

Фима сделал с аппаратурой все, как нужно, и картинка пошла. Борис Петрович не вошел в комнату, а остался стоять в дверях, посматривая быстрыми глазами на нас и на телевизор. После нескольких минут просмотра он заулыбался и замахал руками: