— Отныне, — сказал он, — я не желаю никого видеть у себя в кабинете. Ясно?

— Да, сэр, — сказал сержант Таусер. — На меня ваш приказ распространяется?

— Да.

— Понятно. У вас все, сэр?

— Да.

— А что мне говорить тем, кто придет к вам, когда вы будете у себя, в кабинете?

— Говори им, что я здесь, и проси подождать.

— Слушаюсь, сэр. А сколько им надо будет ждать?

— Покуда я не уйду из кабинета.

— И что же мне с ними делать, сэр?

— Меня это не касается.

— Могу я впустить их, сэр, к вам в кабинет, когда вы уйдете?

— Можешь.

— Но ведь вас-то в кабинете уже не будет?

— Не будет.

— Понятно, сэр. У вас все, сэр?

— Да.

— Слушаюсь, сэр.

— Отныне, — сказал майор Майор пожилому ординарцу, который убирал его трейлер, — я не желаю, чтобы вы заходили ко мне и спрашивали, что мне нужно. Ясно?

— Так точно, сэр, — ответил ординарец. — А когда же я могу зайти к вам и спросить, что вам нужно?

— Когда меня нет, тогда и заходите.

— Слушаюсь, сэр. А что я вообще должен делать?

— То, что я прикажу.

— А как же вы мне прикажете, если мне нельзя заходить, пока вы здесь? Или все-таки можно иногда?..

— Нельзя.

— В таком случае, что же мне вообще-то делать?

— Что положено.

— Слушаюсь, сэр.

— У меня все, — сказал майор Майор.

— Слушаюсь, сэр, — сказал ординарец. — У вас все, сэр?

— Нет, — сказал майор Майор. — Не все. Не смейте заходить в трейлер, если не уверены, что я ушел.

— Слушаюсь, сэр. Но как же я могу удостовериться?

— Если не уверены, вообразите, что я в трейлере, и убирайтесь прочь, пока у вас не появится твердая уверенность, что я ушел. Ясно?

— Да, сэр.

— Мне жаль, что я вынужден говорить с вами в таком тоне, но ничего не поделаешь. До свидания.

— До свидания, сэр.

— И спасибо, за все спасибо.

— Слушаюсь, сэр…

— Отныне, — сказал майор Майор Милоу Миндербиндеру, — я не намерен ходить в столовую. Еду доставляйте мне в трейлер.

— Прекрасная идея, сэр! — ответил Милоу. — Наконец-то я смогу готовить для вас специальное блюдо, и ни одна собака об этом знать не будет. Пальчики оближете, вот увидите, сэр. Полковник Кэткарт говорит, что это — сущее объедение.

— Мне не нужны специальные блюда. Что другим, то и мне. В точности. Тот, кто будет носить еду, пусть ставит поднос на ступеньку и стукнет один раз в дверь трейлера. Ясно?

— Так точно, сэр, — сказал Милоу. — Очень даже ясно. Я припрятал пяток живых омаров и сегодня же вечером могу подать их вам с чудесным салатом рокфор и двумя свежайшими пирожными эклер. Все это лишь вчера вывезли контрабандой из Парижа вместе с одним крупным французским подпольщиком. Ну как, подойдет такое меню для начала?

— Нет.

— Слушаюсь, сэр. Я вас понял.

В тот же вечер Милоу прислал ему вареного омара с великолепным салатом рокфор и два эклера. Майор Майор заколебался. Если он отошлет ужин обратно, все выбросят на помойку или скормят кому-нибудь другому, а майор Майор питал слабость к вареным омарам. Он съел ужин, чувствуя себя глубоко виноватым. На следующий день ему подали на второй завтрак черепаховый суп и кварту перно урожая 1937 года. И то и другое майор Майор проглотил без долгих размышлений.

Оставалось еще придумать способ, как проникать в кабинет, не попадаясь на глаза писарям, сидевшим в той же палатке за пологом. И способ был найден: Майор Майор научился влезать и вылезать через запыленное окошко кабинета. Окошко было достаточно велико, расположено низко, легко отстегивалось и — прыгай себе туда и обратно.

Когда майору Майору нужно были добраться от штаба до трейлера, он проворно заворачивал за угол палатки, высматривал, свободен ли путь, прыгал в железнодорожную выемку и несся вперед, не поднимая головы, пока не оказывался под спасительным покровом леса. В том месте, где железнодорожная выемка ближе всего подходила к трейлеру, майор вылезал и стремглав бросался к своему дому через густой подлесок.

Единственной живой душой, которая ему однажды повстречалась в подлеске, был капитан Флюм. С искаженным лицом, страшный, как привидение, капитан Флюм напугал его до полусмерти, когда в сумерках вылез без предупреждения из ежевичных зарослей и пожаловался майору Майору, что Вождь Белый Овес грозится перерезать ему, капитану Флюму, горло от уха до уха.

— Если вы еще раз когда-нибудь меня так напугаете, — сказал ему майор Майор, — я сам перережу вам горло от уха до уха.

Капитан Флюм ахнул и снова растворился в кустах ежевики. Больше он на глаза майору Майору не попадался.

Подытожив свои достижения, майор остался доволен. На чужой территории, в окружении сонмища врагов (под его командованием находилось более двухсот человек), майор ухитрился вести жизнь отшельника. Проявив минимальную изобретательность, он лишил весь личный состав эскадрильи возможности побеседовать с командиром, что, как он заметил, всех весьма обрадовало, потому что никто из его подчиненных не горел желанием беседовать со своим командиром. Исключение составлял, правда, этот психопат Йоссариан, который однажды с помощью натянутого каната сбил с ног майора Майора, мчавшегося во весь опор по дну железнодорожной выемки завтракать в свой трейлер.

Меньше всего майору Майору хотелось, чтобы кто-нибудь сбивал его с ног, и в особенности Йоссариан. Этот тип отличался какой-то врожденной гнусностью: то он нес бестактную ахинею насчет покойника в своей палатке, хотя никакого покойника там не было, то бегал голышом по лагерю. Вернувшись в часть после налета на Авиньон, Йоссариан сбросил с себя всю одежду, и, когда генерал Дридл вызвал его, чтобы приколоть ему орден за героизм, проявленный при налете на Феррару, Йоссариан вышел из строя в чем мать родила. Никто в мире не имел права убрать из палатки Йоссариана наполовину распакованные пожитки погибшего лейтенанта, хотя изъять их было необходимо. Майор Майор поставил на карту свою репутацию, разрешив лейтенанту Таусеру ответить вышестоящим инстанциям, что лейтенант, погибший над Орвьетто менее чем через два часа после прибытия в эскадрилью, будто бы вовсе не прибывал в эскадрилью. Единственным человеком, который мог бы убрать имущество лейтенанта из палатки, был, по мнению майора Майора, сам Йоссариан, но Йоссариан, по мнению майора Майора, не имел на это права.

Майор Майор застонал, когда Йоссариан с помощью каната сбил его с ног. Он попытался подняться, но Йоссариан и не думал его отпускать.

— Капитан Йоссариан, — сказал Йоссариан, — просит разрешения немедленно обратиться к майору по вопросу жизни и смерти.