Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фет был как раз одним из таких. В отличие от Эфраима, Василий не мудрствовал насчет своего призвания или своих деяний. При этом он не был ни глупым, ни равнодушным — совсем наоборот. Фет обладал острым инстинктивным умом и был прирожденным тактиком. Выбрав курс, он никогда не сбивался с него. И никогда не останавливался на полпути.
Василий являл собою великолепного союзника. Очень важно было иметь на своей стороне такого человека — в ожидании того момента, когда Владыка наконец объявит свою цену всему происходящему.
Сетракян вернулся в магазинчик и раскрыл небольшую коробку, битком набитую скомканными пожелтевшими газетами. Разворошив бумагу, он бережно извлек из коробки некий стеклянный химический сосуд, что-то вроде реторты. Она была такого вида, что лучше смотрелась бы на кухне алхимика, чем в современной лаборатории.
Зак стоял рядом, грызя последний батончик гранолы. Он отыскал где-то серебряный меч и сейчас взвешивал его на руке, обращаясь с оружием с подобающей осторожностью. Меч оказался на удивление тяжелым. Затем Зак потрогал искрошившуюся кайму нагрудной пластины доспе-ха, сделанной из толстой звериной шкуры, конского волоса и древесной смолы.
— Четырнадцатый век, — пояснил Сетракян, адресуя свои слова Заку. — Время, когда Оттоманская империя только начиналась. Эпоха Черной смерти. Посмотри на это оплечье. — Сетракян указал на часть доспеха, когда-то прикрывавшую горло ее владельца до самого подбородка. — В четырнадцатом веке оно принадлежало какому-то охотнику на вампиров, время не сохранило его имя. Музейный экспонат, в современном мире практического смысла не имеет. Но я не смог оставить его там.
— Семь столетий назад? — переспросил Зак, пробежавшись кончиками пальцев по хрупкому от времени доспе-ху. — Такая старина? Если они так долго живут среди нас и если у них такая сила, то почему они прячутся?
— Сила явленная — это сила убавленная, — сказал Сетракян. — Истинно сильный оказывает свое влияние неявно, неощутимо. Кое-кто мог бы сказать, что видимая вещь — это вещь уязвимая.
Зак внимательно рассмотрел край нагрудной пластины, где на шкуре было выжжено клеймо в виде креста.
— Они дьяволы? — спросил мальчик. Сетракян не знал, как на это ответить.
— А что ты сам думаешь?
— Думаю, это зависит…
— От чего?
— От того, веришь ли ты в Бога. Сетракян кивнул.
— Полагаю, это совершенно правильно.
— Ну? — спросил Зак. — А вы? Вы верите в Бога? Сетракян вздрогнул, но понадеялся, что мальчик этого не заметил.
— Вера старика мало что значит. Я принадлежу прошлому. Ты — будущему. Во что ты веришь?
Зак переместился к ручному зеркалу с амальгамой из чистого серебра.
— Мама говорила мне, что Бог создал нас по своему образу и подобию. И Он сотворил все на свете.
Сетракян кивнул, понимая, что в ответе мальчика содержится завуалированный вопрос.
— Это называется парадоксом. Когда две верные посылки вступают в противоречие. Обычно это означает, что одна посылка ложная.
— Но почему тогда Он сотворил нас такими… что мы можем превращаться в них?
— Тебе нужного спросить Его Самого.
— Я спрашивал, — тихо сказал Зак.
Сетракян удовлетворенно мотнул головой и похлопал мальчика по плечу.
— Мне тоже Он не ответил ни разу. Иногда нам ничего не остается, как отыскивать ответы самим. А порой мы их так и не находим.
Тема была весьма щекотливая. Старый профессор, вообще говоря, довольно редко общался с детьми, и все же многое в Заке привлекало Сетракяна. Мальчик отличался несомненной любознательностью и серьезностью, что хорошо говорило о его поколении.
— Я слышал, мальчикам в твоем возрасте нравятся ножики, — сказал Сетракян. Он поискал, нашел один и преподнес его Заку. Это была хорошая вещь — складной нож с десятисантиметровым серебряным лезвием и коричневой рукояткой из кости.
— Ух ты! — Зак разобрался с механизмом блокировки, закрыл нож, потом снова открыл его. — Наверное, я должен сказать об этом папе. Мне нужно убедиться, что все правильно.
— Полагаю, ножик отлично уместится у тебя в кармане. Почему бы тебе не проверить? — Сетракян проследил, чтобы Зак сложил нож и засунул его в карман штанов. — Вот, хорошо. У каждого мальчика должен быть свой ножик. Дай ему имя, и он будет твоим навеки.
— Дать ему имя? — удивился Зак.
— Так всегда следует поступать с боевыми предметами. Ты не можешь довериться оружию, если не умеешь называть его по имени.
Зак с рассеянным видом похлопал себя по карману, где лежал нож.
— Тут придется подумать.
В комнату вошел Эф. Увидев Зака рядом с Сетракяном, он почувствовал, что между ними произошло что-то важное, что-то очень личное.
Рука Зака глубоко зарылась в карман с ножом, но он ничего не сказал.
— На переднем сиденье микроавтобуса лежит бумажный пакет, — сказал Сетракян. — Там сандвич. Тебе нужны силы.
— Опять с вареной колбасой? — скривился Зак. — Ни за что.
— Приношу извинения, — сказал Сетракян, — но в мое прошлое посещение супермаркета он продавался там как спецпредложение. Причем этот сандвич был последний. Я еще добавил сверху очень неплохой горчицы. В указанном пакете ты найдешь также два весьма приличных кекса «Дрейке». Ты мог бы одним насладиться сам, а второй принести мне сюда.
Зак кивнул и направился к выходу. Когда он проходил мимо отца, тот ласково взъерошил ему волосы.
— Когда заберешься в микроавтобус, запри дверцы, хорошо?
— Я знаю…
Эф проследил, как сын вышел из здания, подбежал к микроавтобусу, припаркованному непосредственно возле дверей, и залез на пассажирское сиденье.
— Вы в порядке? — спросил Эф у Сетракяна.
— В целом неплохо. Вот, смотрите. У меня тут есть кое-что для вас.
Сетракян вручил Эфу ящичек из лакированного дерева. Эф открыл крышку и увидел, что внутри лежит «Глок» — вычищенный, в хорошем состоянии, разве что серийный номер был спилен. Вокруг пистолета были аккуратно разложены пять обойм, утопленные в поролоне.
— Это, на мой взгляд, в высшей степени незаконная вещь, — сказал Эф.
— И в высшей степени полезная. Имейте в виду, пули серебряные. Специально изготовленные.
Эф вынул оружие из ящичка, повернувшись так, чтобы Зак ни под каким углом не смог увидеть пистолет из микроавтобуса.
— Я ощущаю себя Одиноким Рейнджером, — сказал он.
— Рейнджер боролся за правое дело, разве не так? Вот только ему не хватало пуль с разрывными наконечниками. Эти пули, войдя в тело, распадаются на части, словно бы взрываются. Если попасть в стригоя, в любое место его туловища, — дело сделано.