А что, если расспросить местных ребятишек из органов, представив им словесный портрет, могут же и узнать. Лично Плетнев обязательно узнал бы, встреться ему тот тип на пути. Как-то он сразу представился перед внутренним взглядом. В общем, есть над чем подумать…

Владея всеми необходимыми данными на Полину Петровну Бобровкину, Петр Щеткин сразу по прибытии в Липецк отправился к ней. Таксист помог быстро найти нужный дом на 2-й Песочной улице.

Было еще рано, и из дома, из открытой двери на веранду, доносились резкие и громкие восклицания, впрочем, неясные, чтобы понять их суть. В доме явно ссорились. Причем слышен был исключительно только один женский голос, и с кем разгоралась ссора, было непонятно.

Петр поднялся на крыльцо и громко постучал по двери. Вышла из комнаты крупная — много крупнее Щеткина — женщина с сердитым выражением лица и молча уставилась на него.

— Здравствуйте, — мирно сказал Петр и протянул женщине свое раскрытое красное удостоверение МУРа.

Но ей что МУР, что иная организация, вплоть до ФСБ, были совершенно безразличны. И весьма «негостеприимным» голосом она спросила:

— Надо-то чего? Может, за ним? Так забирайте, мне такой чудик, извините, ни… на хрен не нужен! — И она обернулась к двери в комнаты: — Слышь, Пашка, эвон, за тобой! Опять набедокурил, сукин сын?!

— Не торопитесь, — остановил теткин гнев Петр, видя, что и неизвестный ему Пашка не торопится показаться тут. Да и нужен ему был не Пашка вовсе, а Владислав. — Мне срочно нужен ваш племянник. Я за ним к вам из Воронежа приехал.

— Опять! — с раздражением воскликнула тетка и даже ладонями себя звучно шлепнула по широким бедрам. — Да когда ж это кончится? Вам что, делать нечего? Жулики, что ли, все перевелись? Или кататься любите? — уже с издевкой спросила она. — Каждый день! Одно и то же! И сколько это будет продолжаться, а? Я спрашиваю!

— Вот на этом вопросе давайте и остановимся, — строго остановил ее Щеткин, подкрепив суровую интонацию резким жестом ладони. — Давайте присядем, дело, как я вижу, очень серьезное.

Полина Петровна подвинула Щеткину табурет, а сама осталась стоять, как бы перекрывая своим дородным телом вход в дом. И он присел, достав из кармана блокнот и авторучку.

— Вопрос первый… Сейчас я вас коротко опрошу, а уже потом нам придется составить протокол, потому что будет официальный допрос. Итак… посещал ли вас в последние дни ваш племянник Владислав Сергеевич Гундорин? Когда, зачем и где он сейчас?

— Погодь, милый, а чего случилось? — уже серьезно и спокойно спросила женщина и придвинула себе вторую табуретку. — Он чего… подозревается в чем-то? — Она забеспокоилась.

— Да, не буду скрывать. — Щеткин кивнул. — Но мы разбираемся. Я не хочу никого обвинять без серьезных доказательств. Но, судя по вашему вопросу, он был здесь? Когда?

И тетка, подумав, а затем слегка понурившись, стала рассказывать. О появлении племянника и его разговоре с ее мужем. Обещал, мол, зайти, да так и не появился, а вон уж сколько прошло — третий день, видать, ему не до этого…

— Эй, ступай сюда! — крикнула она в дверь. — Дело до тебя будет!

Петр решил, что появится как минимум здоровяк с аршинными плечами — другому с такой бабой и не справиться. Сам Щеткин не «блистал» ни выдающимся ростом, ни особым телосложением, и у него подобные женщины вызывали всегда некое почтение, смешанное с чувством собственного неудовлетворения. Ну, в смысле, живут же люди! И достаются кому-то вот эдакие кариатиды. Но на веранду робко вышел мужичок, на которого он бы в другое время и не обратил внимания — настолько тот был никакой. Ни роста, ни возраста, ни внешнего облика. И чего она в нем нашла? Чистая загадка природы! Петр даже хмыкнул при виде этого «мужа». Но проницательная тетка, похоже, поняла мысли воронежского следователя, оценила и его реакцию, и только сама усмехнулась бегло, да развела руками: мол, что поделаешь, уж каков есть…

— Давай рассказывай, как племяш приходил. А потом и я расскажу про его приятеля.

— Очень хорошо, — обрадовался Петр, чувствуя, что дело, кажется, подвигается. — Я вас внимательно слушаю…

Ну, само появление Влада ничего такого, что могло бы прояснить дальнейшие планы парня, не дало. Понятно, что тот не имеет твердых перспектив. Готов и то и это делать… или не готов изначально. Но что это за приятель?

А тетка сама уже начала рассказывать о приезде воронежского гостя — ухоженного и на дорогой черной машине. Представился заместителем начальника порта, мол, здесь по своим служебным делам, а заодно и с Владькой поговорить, который у него в Воронеже в порту бригадиром, что ли, работал. Так вот, уволился он, а гость хотел его обратно вернуть, вакансии, стало быть, открываются.

Зная от Антона о ситуации с «трудоустройством» Владислава Гундорина в речном порту, Щеткин уже понимал, что она далеко не столь абсурдна, как могла представиться поначалу. Он попросил Полину Петровну как можно подробнее описать гостя, его внешность, манеру поведения, разговора, попытаться вспомнить, какая у него машина была — цвет, возможно, марку. И тетка описала как могла, и из этого описания перед Щеткиным снова возник облик того человека, о котором говорила ему мать Владислава, а поздно вечером — по телефону — Антон Плетнев. Ну, ясно уже теперь, никакой этот гость не бригадир и уж точно не заместитель начальника порта. Но человек этот определенно охотится на Гундорина. Почему? Ответив на этот вопрос, можно будет понять, где и почему скрывается Влад.

Потом Пашка рассказал, как гость отвозил его на работу, на механический завод, как интересовался, чем они там занимаются. Ничего, довез и денег даже не потребовал, задаром, обещал еще заехать, когда племянник объявится. Но так и не заехал. Да и племянник тоже не появлялся еще. А машина хорошая — тихая, удобная внутри, сиденья мягкие, как бархатные. А мотор сильный. У директора завода — такая же.

— Марку не назовешь? — спросил Петр, не надеясь на положительный ответ. Но мужик оказался «шустряком». Он не знал, как называется машина, но два кружка, в смысле овала, расположенных один в другом и обозначающих фирму, показал. «Тойота», безошибочно определил Щеткин.

— А без вас сюда никто не приходил? — больше для порядка, чем по делу, поинтересовался он.

И хозяйка вдруг задумалась, глядя на него.

— Слышь? — обернулась к мужу. — Так ты говоришь, не трогал?

— Да на хрен он мне сдался, твой половик? — тонко закричал тот. — Ну не брал я, говорю же!

— А при чем здесь половик? — Петр улыбнулся излишней горячности при выяснении домашнего вопроса, это значит, о нем и шел «разговор» в доме, который и на улице было слышно?

— Ладно, иди отсюда, чтоб духу твоего не слышала! — Она резко отмахнулась, и мужик послушно и молча исчез в доме. — Дурь, я ж говорю, какая-то! — И она перекинулась на Щеткина. — Сто лет лежал, никому не мешал. Еще мать моя его плела, теперь таких и не делают…

Петр догадался: он видел плетенные из цветных тряпочек домашние половички. Нравились. Точно такой был и у Полины Петровны, полкомнаты занимал. Не ковер, конечно, но большая дорожка. Привыкла к нему, стирала, сушила, а тут вдруг был и исчез без следа. Пока она на работе была. А Пашка врет, что и сам весь день в мастерских провел. Кому ж тогда половик-то понадобился? Да ясно, что врет. Наверняка испачкал, пролил что-нибудь, вон, портвейн свой вонючий, да испугался, что попадет… А она-то настолько привыкла, что не замечала уже, и потому сразу и не заметила пропажу. Просто показалось, что чего-то не хватает, а чего, не сообразила. Вот только сегодня утром и поняла. Стала спрашивать, а он врет, ведь по глазам видно!..