Как будто услышав мои мысли, амазонка очнулась, и, ухватив одной рукой лежащую рядом саблю, другой откинула с лица перепутанные длинные пряди. А потом ринулась на меня, выписывая клинком сверкающие вензеля. Я попятился, едва успевая отражать атаки этого торнадо в женском обличии, и, только протопав половину арены, сумел, наконец, бросить взгляд на ее лицо. Что-то случилось со мной. Я смотрел на нее, и не видел. То есть, видел, конечно. Вот глаза – большие, зеленые, красивые. Вот брови – прямые, строгие. Вот нос – вздернутый, милый, неправильный. Вот губы – поджатые, упрямые. Раскрасневшиеся щеки, подбородок с ямочкой… Но все эти черты отказывались складываться в лицо. Наверное, какой-то предохранитель в сознании оберегал меня от запредельной перегрузки, не позволяя мозгу провести свою обычную работу по опознаванию объектов.

– Ах, ты, хмырь египетский! – зашипела на меня взбешенная Ольга, в очередной раз замахиваясь своей кривой саблей, – Сейчас ты у меня попляшешь, мало не покажется!

Это бред. Это – самый настоящий бред, наркотическая галлюцинация. Видимо, я еще не вполне оклемался после лечения, прописанного мне Каримом, если вижу в своей размахивающей саблей противнице горячо любимую супругу. Это же просто смешно! Откуда на кровавой арене могла взяться моя дражайшая половина? Ну, допустим, случилось чудо, и ее сюда занесло неизвестно каким ветром, но это не объяснение тому, что происходит в данный момент. А в данный момент меня, находящегося в полностью невменяемом состоянии, чуть-чуть не полоснула саблей по горлу разъяренная фурия со знакомым до мельчайших черточек лицом. И я должен поверить, что это моя домашняя Ольга? Да, она в жизни сабли в руках не держала!

Нет, все-таки рефлексы – замечательная штука. Если бы не они, то за время моих сбивчивых размышлений любезная супруга запросто могла лишить меня жизни не один десяток раз. А так, пока в моей голове происходила усиленная умственная работа, тело делало уже привычное: парировало, уклонялось, отходило. И все без какого-либо участия с моей стороны. Когда я сумел разложить по полочкам всю ситуацию, в которую мы влипли по самое «не хочу», то едва не подпрыгнул от радости. Она не узнала меня! Не разглядела за этим дурацким камуфляжем, кого на самом деле ей придется убить, чтобы уйти живой с этого нарядного желтого песка. Потому что все поединки с моим участием – смертельные. Как там, в «Горце»: «Должен остаться только один»? Вот и чудесно, дальше все будет очень просто.

Повинуясь приказу, прикипевшие к рукояти пальцы ослабляют хватку, и во время отражения очередной атаки жены, я очень неудачно парирую, оступаюсь и падаю, роняя копеш так, чтобы невозможно было до него дотянуться. Колени больно вдавливаются в песок, а голова склоняется в обреченном полупоклоне. И вовсе, не потому, что я боюсь увидеть сверкающую сталь, стремительно летящую ко мне. Просто, Ольга не должна ничего заподозрить. До самого конца. И даже после…

Странно… Странно, что я не слышу свиста рассекаемого воздуха, хотя при таких воплях беснующихся трибун это не удивительно. И все-таки прошло уже достаточно времени, чтобы… Однако взгляд, брошенный исподлобья, заставляет меня похолодеть. Ольга стоит надо мной, замерев с занесенной саблей, и в отчаянии кусает губы, не решаясь нанести последний удар. Идиот! Господи, какой же я идиот! Должно быть, я совершенно разучился соображать за трехнедельный курс наркотерапии. Нужно было во время боя всего лишь пропустить ее меткий удар и умереть спокойно, а сейчас… Сейчас я лишен такой роскоши. Ну, что же ты медлишь, храбрая моя? Ведь это не я перед тобой, а совсем чужой наглый мужик, который не лишил тебя головы только по чистой случайности. Неужели ты не слышишь, как зал скандирует «Убей!»? Не чувствуешь затылком направленные на тебя автоматы? Да, руби же! Нет… Не сможет.

Значит, мне придется самому позаботиться о ее безопасности. Если я хочу, чтобы Ольга живой покинула арену, нужно, изловчившись, дотянуться до меча и продолжить бой. А уж потом, в процессе я поймаю нужный момент и… Ничего я уже не поймаю, потому что совершенно неожиданно мое тело превратилось в жалкую трясущуюся развалину, неспособную не только продолжить бой, но даже подняться с колен. Н-да-а-а, выходит, не рассчитал экстрасенс Андрюша своих волшебных сил, и сеанс энергетической поддержки прервался, как всегда на самом интересном месте. Вот теперь точно – аллес. И не только для меня.

Стараясь не обращать внимания на обезумевших зрителей, я еще умудряюсь повернуть непослушную голову, чтобы в последний раз посмотреть на Риту, и с удивлением обнаруживаю, что в ложе ее нет. Ну, и, слава богу. Нечего ей смотреть на то, что произойдет дальше. Однако, то, что произошло дальше, вообще ни в какие ворота не лезло.

– А ну, отойди от него, корова! – произнес по-английски Ритин голос, и его хозяйка неожиданно возникла между мной и Ольгой, крепко сжимая тяжелый копеш в дрожащих от напряжения руках.

Казалось, что каждый зритель неожиданно поперхнулся собственным криком, так быстро воцарилась в зале недоуменная тишина. Господи, что делает эта сумасшедшая?! Как она вообще сюда попала? Неужели не понимает, что все это подстроено? В противном случае ей никогда бы не удалось попасть на арену. Наверное, Карим сейчас потирает руки от удовольствия, ожидая, когда автоматные очереди положат конец сразу двум его головным болям: Рите и мне… И Ольге.

Но вместо автоматных очередей по залу пронеслась какая-то громкая команда, и даже я, не зная языка, понял, что в полном соответствии с приказом все секьюрити сейчас опустят оружие. Все, кроме одного. Там, за моей спиной в черном чреве открытого Ритой прохода стоит Карим, крепко сжимая в руках «УЗИ» лежащего у его ног охранника. Расчет двоюродного племянника, как всегда точен. Не услышавший приказ охранник успел согласно инструкции выпустить очередь, за что и был застрелен своим начальником. А то, что погибли гладиаторы и (ах, какая жалость) вместе с ними дражайшая пленница его дяди, – на то воля Аллаха милостивого и милосердного. Он – Карим – сделал все возможное но, увы, безнадежно опоздал.

Я не мог этого знать, не мог этого видеть. Картина, неожиданно возникшая перед глазами, слишком походила на продолжение моих галлюцинаций. И все же… Это видение казалось настолько реальным, ярким и подробным, что за секунду до того, как палец Карима до упора вжал спусковой крючок, я взвился с колен и, сгребая в охапку пожирающих друг друга глазами дочерей Евы, повалил их на песок. Откуда только силы взялись? Падая, я почувствовал, как что-то слегка чиркнуло меня по затылку, и, прежде чем погрузиться в ничто, услышал отчаянный крик Риты:

– Нет, Игорь, пожалуйста, не умирай! Это не честно! Я же люблю тебя!!!

– Игорь? Какой Игорь? – шепотом переспросила Ольга откуда-то издалека.

А потом звук вырубился. Впрочем, как и свет.

Приходил я в себя медленно. Дырчатый потолок раскачивался перед глазами так, будто в благословенном Египте началось семибальное землетрясение. Но природный катаклизм оказался здесь абсолютно ни причем. Во всем была виновата моя голова, то и дело поворачивающаяся из стороны в сторону. Это стоящий рядом с кроватью доктор Саид привычными движениями бинтовал мне пулевую царапину на затылке и как-то странно разглядывал, словно удивлялся моей упрямой живучести. Но было в этом взгляде и еще что-то. Только я по состоянию здоровья не мог разобрать, что именно.