Султан был мягкого нрава, приветливым, прекрасным собеседником. Он хорошо разбирался в генеалогии арабов, прекрасно знал подробности битв, в которых те участвовали; как свои пять пальцев знал родословную своих лошадей, помнил великое множество любопытных и удивительных историй. Поэтому, беседуя с ним, люди всегда узнавали такие вещи, которые не могли бы узнать ни от кого другого. В его обществе все чувствовали себя непринужденно. Он утешал тех, кто оказался в беде, больных расспрашивал об их болезни, о том, как они лечатся, как питаются, о переменах, которые происходят в их организме. Он строго придерживался приличий во время разговоров, никогда не позволяя себе неуважительно отзываться о ком бы то ни было; в его присутствии говорили только благое, так что беседа не оскорбляла ничей слух; он соблюдал чистоту своей речи и был очень сдержан. Он никогда не позволял себе произносить оскорбления; он также контролировал свою письменную речь и, когда писал письмо мусульманину, никогда не позволял себе употреблять резкие слова. Он был предельно точен в исполнении своих обещаний. Когда к нему приводили сироту, он всегда просил Аллаха смилостивиться над его усопшими родителями, осыпал ребенка ласками и даровал ему отцовский хлеб (то есть давал ребенку пенсию, равную жалованью его отца, если это был военный или гражданский чиновник). Если среди родственников сироты оказывался опытный и достойный доверия человек, он назначал его опекуном мальчика; если нет, то он выделял достаточные средства из сумм, причитавшихся отцу ребенка, чтобы содержать сироту, а затем определял его к тому, кто должен был следить за его обучением и воспитанием. Он никогда не встречался со стариком без того, чтобы не проявить к нему любезных знаков уважения и доброжелательства, не оставить его без подарка. И все эти благородные качества оставались в его сердце до тех пор, пока Аллах не призвал его к Себе, подняв его на трон Своей милости в обители Своего милосердия.

Это всего лишь скромные примеры величия его души и его благородных качеств. Я стремился быть кратким и избежать утомительного многословия, чтобы не надоесть читателям. Я не упомянул ничего, чему не был бы свидетелем сам, добавив к этому сведения из надежных источников, которые я лично проверил. То, что я здесь поведал, – всего лишь малая толика того, что я наблюдал за время службы султану, и, разумеется, самая малость по сравнению с тем, что могли бы рассказать о нем друзья, которые дружили с ним всю его жизнь, и те, кто состарился на службе ему. Однако то, что я изложил, должно убедить разумного читателя в величии и чистоте характера Саладина и его чувств.

Как уже говорилось, год 583/1187 стал свидетелем триумфа контрнаступления Саладина. За решающим сражением при Хаттине, которое на какое-то время уничтожило силы крестоносцев на Святой земле, последовала утрата большого количества цитаделей в Палестине и, главное, падение Иерусалима, который Саладин вернул исламу, подтвердив свою репутацию гуманного и сдержанного человека. Об этих событиях нам рассказывают Имад ад-Дин и ибн аль-Атир (Баха ад-Дин был очевидцем событий только начиная с 1188 года). О Хаттине и падении Иерусалима мы приводим оба повествования – их стиль и содержание являют собой полезный контраст. Ясная и умеренная версия ибн аль-Атира намеренно помещена перед менее четкой версией Имад ад-Дина, но последняя содержит самое прямое и авторитетное свидетельство, доступное для нас.

Ибн аль-Атир

Разногласия между франками в Сирии; граф Триполи присоединяется к Саладину

Правитель Триполи, известный как граф Раймунд, сын Раймунда де Сен-Жилля (Раймунд III), женился на графине Тверии (Эшиве Бурс) и перебрался в Тверию, чтобы быть с супругой. Король франков в Сирии умер от проказы (Балдуин IV, 1174–1185), оставив королевство малолетнему сыну своей сестры (Балдуин V умер в 1186 году после нескольких месяцев номинального правления) с графом в роли регента. Он взял на себя управление королевством, и в то время у франков действительно не было никого храбрее или проницательнее, чем он. Граф желал стать королем при содействии ребенка, но малолетний король умер, и королевство перешло к его матери. Графу пришлось отказаться от своих амбиций. Потом королева (Сибилла, сестра Балдуина IV, мать Балдуина V) влюбилась в рыцаря по имени Ги, прибывшего в Сирию с запада, вышла за него замуж и передала ему корону и королевскую власть. Созвав патриарха, священнослужителей и монахов, госпитальеров, тамплиеров и баронов, она объявила о своем отречении в пользу супруга. Она призвала их, как свидетелей, и они поклялись ему в верности и покорности. Это не понравилось графу, который оказался лишен власти. К тому же ему велели отчитаться о денежных средствах, собранных в период регентства. Граф поклялся, что потратил все на юного короля, однако его отношения с новым монархом настолько обострились, что дошло до открытого неповиновения. Граф начал переписку с Саладином, установил с ним дружеские отношения и обратился к нему за помощью – очень уж ему хотелось править франками. Саладин и мусульмане были довольны, и Саладин обещал свою помощь в реализации его плана. Он дал гарантию, что сделает графа королем франков. Он освободил нескольких рыцарей графа, которых держал в плену, что произвело благоприятное впечатление на Раймунда, открыто демонстрировавшего подчинение Саладину. Некоторые франки последовали его примеру, что привело к ссорам и раздробленности. Отсутствие единства франков было одной из главных причин завоевания их городов – и главное – Иерусалима – мусульманами. Об этом мы расскажем далее. Саладин послал из Тверии отряды, которые разоряли земли франков и возвращались невредимыми. Это ослабило франков, но дало мусульманам энергию и энтузиазм для нападения на них.

Предательство Арната

Арнат, принц Эль-Керака[1] (что в Моабе, Трансиордания, – форт, контролировавший наземный путь между Египтом и Сирией, Сирией и Хиджазом), был одним из важных франкских баронов – пожалуй, самым заносчивым, страстным и очень опасным врагом ислама. Саладин знал это, и неоднократно нападал на него, и посылал отряды для набегов на его территорию. Арнат попросил мира, Саладин согласился, и оба поклялись соблюдать перемирие, которое позволило бы караванам двигаться свободно между Сирией и Египтом. В 582/1186–1187 году, однако, большой караван проходил рядом с его территорией, богато нагруженный и в сопровождении большого числа народа и вооруженного эскорта. Арнат нарушил перемирие и напал на караван, захватил груз – оружие и животных, а пленников бросил в тюрьму. Саладин слал ему письма, упрекая в предательстве и угрожая репрессиями, если он не освободит людей и не вернет им их собственность. Граф отказался. Тогда Саладин поклялся, что, если этот франк когда-нибудь попадет к нему в руки, он убьет его, и это убийство будет угодно Аллаху.

Саладин нападает на Эль-Керак

В 583 /1187 году призвал все свои провинции к священной войне. Он написал в Мосул в Джазире, в Арбелу (Эрбиль) и другие восточные государства, в Египет и Сирию. Он потребовал, чтобы люди вооружились и приготовились к сражениям. В конце месяца мухаррам / апреле 1187 года Саладин и его армия вышли из Дамаска и направились к Рас-эль-Ма, где к ним присоединился сирийский контингент. Султан поручил своему сыну аль-Малик аль-Афдалю Али командование им, а сам со своими людьми выступил к Бусре. Он слышал, что Арнат из Эль-Керака собирается напасть на паломников и отрезать им путь, тем самым давая понять, что обязательно вернется и перережет путь египетской армии, не позволив ей соединиться с сирийской армией. Поэтому Саладин двинулся на Бусру, желая предотвратить нападение Арната на паломников. Опасаясь султана, он должен был остаться дома. Среди паломников была большая группа родственников Саладина, в том числе сын одной из его сестер Мухаммед ибн Лайин. Когда Арнат узнал, что Саладин подошел к границе его территории, он остался дома и отказался от своих планов, и паломничество продолжилось. Когда паломники удалились и в регионе все было спокойно, Саладин пошел к Эль-Кераку и послал свои отряды по всей провинции вокруг Эль-Керака, Аш-Шаубака и других городов. Они грабили, убивали и жгли, а правитель был осажден в крепости и не мог защитить свои земли. Страх перед армией аль-Афдаля удержал от вмешательства других франков, и у Саладина оказались развязаны руки.