– У нас слишком мало времени, чтобы огибать торфяники, – виновато пробормотал Граджелут.

– Допустим, но ведь здесь таится множество опасностей.

Похоже, вожак был не прочь почесать язык. К нему бочком подошел борзой в черно-коричневом наряде. Морду от темени до подбородка рассекал жуткий шрам – судя по всему, память о неудачной попытке усекновения головы.

– Их даже больше, чем вы можете себе представить, – проворчал он.

– Для нас время – это все, – пролепетал ленивец.

– Успокойтесь, мы вас не задержим. – Вожак ужасающе ухмыльнулся. – Отдайте имущество и ступайте на все четыре стороны.

Ленивец судорожно сглотнул и сказал с заметной тоской:

– У меня есть немного денег…

– Помилуйте, ваших денег нам недостаточно, – возразил гончий. – Нам нужны и пожитки, и оружие, и одежда. А лично мне весьма приглянулся вон тот интересный музыкальный инструмент. – Когтистый палец указал на дуару. – А еще – повозка и ящерицы.

– Тока не говори мне, что и ты куда-то спешишь, – пробормотала Ниина.

– И не собирался.

Гончий погладил по боку ближайшую ящерицу. Та никак не отреагировала на ласку.

– Ваши животные выглядят очень питательными. Видите ли, на болотах мало корма для плотоядных, а от городов мы стараемся держаться подальше. По каким-то загадочным причинам наша внешность и поведение шокируют горожан.

Несколько псов, стоявших поблизости, противно захихикали.

– Если уж на то пошло, – безжалостно продолжала тварь, прожигая взглядом зрачки Банкану, – вы и сами выглядите вполне съедобными.

– Ой! – тявкнула Ниина. – Мы угодили к шайке гнусных каннибалов!

– Что такое каннибал, моя мохнатенькая закусочка? – поддразнил ее гончий. – В этом термине – весь спектр абсурдного сенсуалистского мракобесия. В далеком прошлом бывали времена, когда у теплокровных считалось совершенно естественным пожирать своих сородичей. Мясо, оно и есть мясо. И мы, вынужденные прозябать в сырых дебрях болот, не можем позволить себе такую роскошь, как разборчивость в пище. Когда дело касается пожирания, мы, убежденные демократы, не привередничаем.

– Он по-прежнему улыбался. – Выходит, нам достанется все, что вы сюда привезли, а заодно и вы сами.

Он одобрительно глянул на скарб, свисающий с бортов повозки.

– Как предусмотрительно с вашей стороны запастись средствами для вашего же приготовления. Впрочем, вам и самим, наверное, будет приятнее испустить дух в знакомой обстановке.

– Без боя не дадимся!

Сквилл резко выпрямился, в лапах он держал лук со стрелой. Ниина, тоже готовая к схватке, встала рядом.

– Ой, пощадите, ой, не губите! – глумился, пятясь, гончий. Его ватажники недобро посмеивались. – Ужас! Кошмар! Неужели нас застигли врасплох? – Он погладил тяжелый кривой клинок. – Жалкая горстка бойцов против трех детенышей и старого ленивца. Похоже, пришел наш смертный час. Но прежде, чем мы погибнем в неравном бою, исполните, так сказать, последнюю просьбу обреченных. Хочу узнать имена тех, кто обеспечит нас еще и развлечением перед обедом.

– Я – Сквилл, сын Маджа. Это – моя сеструха Ниина. Для вас наш батька – Мадж-Путешественник, Мадж-Завоеватель, Мадж-Мститель.

– Никогда не слышал, – пренебрежительно откликнулся вожак.

Настал черед Банкана.

– Я Банкан Выдрмуск Меривезер, сын величайшего чаропевца всех времен и народов Джонатана Томаса Меривезера.

– Какие имена! – фыркнул пес. – Впрочем, мне и они незнакомы. Тут, на болотах, чествовать особо некого. А ты, ленивец? Выскажись.

Купец вздрогнул.

– Меня нарекли Граджелутом. Я всего лишь простой коммерсант.

Зарабатываю на жизнь меновой торговлей и сопутствующими услугами.

– Ну, хорошо, сегодня мы наречем тебя Ужином.

Гончий угрожающе сверкнул двумя шеренгами острых зубов.

– Стихи! – прошептал Банкан друзьям. – Еще не сочинили? Что вам мешает?

– Не могу придумать песенку про гончих, – прошипела в ответ Ниина.

– Не встречала их до этих жлобов.

– А Джон-Том как избавляется от собак? – громко осведомился Сквилл.

– Не знаю. Но лучше бы вам что-нибудь придумать, и побыстрей. Всех их не перестрелять, и по сравнению с ними шайка, пытавшаяся ограбить Граджелута в Колоколесье, – всего лишь компания сельских олухов. – Банкан повернулся к вожаку, решив во что бы то ни стало выиграть время. – Ну, а теперь ваша очередь. Кто посмел нам угрожать, не почитая наши родословные, а также не страшась мести, которая неизбежно последует за любой попыткой причинить нам зло?

– На болотах нам бояться нечего, – презрительно рыкнул гончий. – Здесь не ищут пропавшую родню, и волшебники не приходят сюда спасать заблудившихся учеников. Нижесредние торфяники – утроба, где рождается уныние, и мы – ее чада. Мы целиком отдались скорби, только это и позволило нам выжить. Скорбь поглотила наши души. Не пытайтесь взывать к лучшим чувствам, поскольку мы ими не отягощены. Хотя, должен признать, в вашем присутствии мы чувствуем себя лучше. Не так уж часто удается набрести на еду, которая еще не успела протухнуть.

– Все это не объясняет, кто вы такие.

За спиной Банкана выдры лихорадочно сочиняли стихи.

– Как видишь сам, мы псы. – Вожак махнул лапой. – Псы, которые вторгаются в сны и гоняются за тобой в кошмарных мирах. Это наш вой ты слышишь, когда смыкаешь веки, это наш рык заставляет тебя вздрагивать и тяжело ворочаться под одеялом, это наш нежданный пронзительный лай ты принимаешь за брех соседской шавки. – Он указал саблей. – Вот стоит собака Майтевилей, а рядом с ней – собака Тунервилей. Слева томится в ожидании собака Кентервилей.

Он неторопливо перечислил всех членов шайки.

Путникам это подарило несколько драгоценных минут.

– Что-нибудь придумали? – прошептал Банкан выдрам.

– Что тут придумаешь? – Поддавшийся отчаянию Граджелут закрыл лапами мохнатую морду. – Все потеряно. Это не простые разбойники.

Чтобы их одолеть, одной музыки мало. На их стороне – тоска и безысходность. – Он тяжело вздохнул. – Столько труда, вся жизнь отдана борьбе. И каков итог? Угодил на обед к собакам. Что за бесславный финал?! Простите, друзья, что я довел вас до этого скорбного…

– Еще не довели, – перебил Банкан. – Мои друзья что-нибудь придумают.

– Чувак, на меня не надейся, – беспомощно сказал Сквилл.

– И на меня, – добавила Ниина. – А как насчет тебя, а, Банкусь?

Можа, сочинишь?

– Я же не певец!

– Ну, хоть слова подскажи. Дай тему, идею, хоть че-нибудь.

– Я в собаках ничего не смыслю, – в отчаянии прошептал он. – Всю жизнь учился на дуаре играть, а не… – Вдруг он кое-что вспомнил и оборвал фразу. – Есть одна старая песенка. Ее Джон-Том пел, когда я был молод. В смысле маленький. Детская песенка. Тогда она мне дурацкой показалась, но, может, тут подойдет. А больше ничего не придумать.