влаге.

— Хватит болтать, грязная девочка. Я еще не закончил трахать тебя. Ночь еще только начинается. Разве ты не согласна? — спрашивает он с усмешкой в голосе.

Один из его пальцев погружается в мой влажный канал, и когда он вытаскивает его, он распространяет мою влагу по клитору, а затем твёрдо кружит.

Мои бедра подвигаются вперед в такт его пальцам, и когда он входит двумя пальцами внутрь меня и продолжает гладить мой клитор, я теряю всякое чувство самосохранения. В глубине души я говорю себе, что это то, что должно произойти, чтобы он доверял мне, но если быть честной? В глубине души я знаю, что это ради себя. Потому что, как бы мне ни было неприятно это признавать, прикосновение База способно погубить меня. И я позволяю это ему.

Баз сильнее надавливает на мой клитор, двигая пальцами быстрее, и я слышу влажные звуки, которые мое возбуждение издает вокруг нас в почти безмолвной кухне. Слышен только звук моей киски и мое тяжелое дыхание.

— Не останавливайся, — стону я, хватая его за плечи для поддержки, пока объезжаю его пальцы.

Он наклоняется ко мне и шепчет над моим губам:

— Вот так, хорошая девочка.

ГЛАВА 7

Маккензи

Должно быть, я отключилась где-то ночью после нескольких раундов секса с Базом. Мужчина подобен машине. Честно говоря, не думаю, что у меня хватит сил угнаться за ним.

Я перекатываюсь на спину, и легкое одеяло натягивается на мое тело, когда я протягиваю руку к другой стороне кровати. Мои брови хмурятся, понимая, что другая сторона холодная и пустая. Я медленно приподнимаюсь на локтях, затем сажусь, прислоняясь спиной к изголовью кровати, и оглядываю темную хозяйскую спальню. Звук льда, звенящего о стекло, заставляет меня сбросить одеяло с ног, схватить сброшенную рубашку База и двинуться к источнику. Я нахожу его сидящим на балконе, откуда открывается вид на бесконечный бассейн и раскинувшиеся за ним холмы.

Я немного отстраняюсь, чтобы наблюдать за ним, наслаждаясь свободой смотреть на него без его ведома. Он делает большой глоток янтарной жидкости из стакана и морщится. Он раздраженно проводит рукой по волосам, и я замечаю, как напряжение спадает с него. Кажется… он расстроен. Нет, это даже не лучший способ описать его. Он кажется сердитым и потерянным. Очень похоже на меня.

Я опускаю взгляд на его руку, которая все еще перевязана, и чувствую боль в груди. Я вижу чернила, выглядывающие из-под повязки, и знаю, если бы я увидела татуировку прошлой ночью, то поняла бы, кто он. Татуировка скелетного ключа — мертвая выдача.

Его лицо скрыто в темноте, и я не могу сказать, то ли это его настроение, то ли просто из-за отсутствия света. Прежде чем меня поймают на слежке за ним, я решаю заявить о своем присутствии.

— Эй, — тихо говорю я, заставляя его повернуться ко мне. Его глаза скользят вверх и вниз по моему телу в его рубашке, и я вижу, как на его лице появляется ухмылка. — Не мог уснуть?

— Сон ускользает от меня почти каждую ночь.

Он вздыхает и откидывается назад, чтобы получше меня рассмотреть.

— Какая-то особая причина? — спрашиваю я, гадая, не чувство ли вины не дает ему спать по ночам.

Неужели смерть Мэдисон давит на него так же, как и на меня?

— Не совсем. Просто работа.

— Ах, как скажете, мистер Туманность, — игриво поддразниваю я, печально кривя губы.

Я собираюсь сесть рядом с ним, но он хлопает себя по коленям и тянется к моей руке, притягивая тело к себе, так что я падаю к нему на колени. Его тело тёплое, твердая стена мышц позади меня, поэтому я прижимаюсь к нему и головой к его груди, глядя на звезды и полумесяц.

Мы наслаждаемся тишиной, которая опускается, между нами, наши взгляды прикованы к невероятному виду. Огни внизу под холмом все еще мерцают, но рассвет медленно ползет по горизонту. Одна за другой звезды начинают гаснуть.

Я закрываю глаза и вспоминаю свое детство. В те времена, когда с Мэдисон было не так тяжело находиться рядом, мы поднимались на холм кладбища и старались подавить дрожь, проходя мимо надгробий, но когда наконец мы добирались до вершины холма, затененного деревьями, то смотрели вниз на остальной город и наблюдали за жизнью сверху. Это был наш маленький кусочек рая. Теперь, думая об этом, мне становится немного не по себе, но в то время это было нашим местом — единственным местом, куда мы ходили, которое было нашим. Где нам не нужно было пытаться быть кем-то, кроме сестер-близнецов, которые иногда разделяли одни и те же чувства. Вот так мы и сблизились. Нам не нужно было много разговаривать. Это были просто… мы и город под нами.

Мои глаза слезятся, когда я смотрю вниз на яркий, оживленный город подо мной. Не могу не задаться вопросом, что бы подумала Мэдисон об этом виде, если бы она все еще была здесь. Были ли у нас еще наши молчаливые моменты единения? Или с возрастом мы отдалились бы друг от друга? Самое печальное, что я никогда этого не узнаю.

— Я часто так делала, когда была моложе. Мы поднимались на холм и любовались закатом. Прошло так много времени с тех пор, как я просто наслаждалась, сидя снаружи. Я давно по-настоящему перестала радоваться жизни. И забыла, как здесь спокойно.

— То, что я здесь, наверху, помогает мне думать. Там, внизу, всегда столько всего происходит, и это так хаотично. Я нуждаюсь в уединении.

— Да, — шепчу я, все еще погруженная в мысли о сестре.

— С кем ты раньше ходила?

— Хм?

— Ты сказала «мы», и я понял, что ты имела в виду, что ходила с кем-то.

Я замираю на секунду, пытаясь собраться с мыслями и удержаться, чтобы не ударить себя. Почему, я должна была это говорить, ностальгировать и открывать рот?

— Моя подруга. Я часто ходила с ней. Когда мы были маленькими, — выпаливаю я.

— Что заставило вас прекратить?

Меня охватывает печаль.

— Она умерла.

Я чувствую, как Баз напрягается подо мной. Поерзав со мной на руках, он ставит стакан на столик рядом с собой, затем кладет ладони мне на бедра, успокаивающе поглаживая.

— Мне очень жаль.

Он целует меня в затылок, и я ненавижу себя за то, что наслаждаюсь его поцелуями. Ненавижу чувство удовлетворения, которое они дают мне.

Как я должна сопротивляться этому мужчине? Тому самому, которого должна