– А ты думала, что все про человека узнала, да? Думала, если анатомию выучила по картинкам...

– Человек – существо необъяснимое, – поддержал ее Лаврентий Павлович, – но вполне подвластен изучению. Пообещай, Северина, что пойдешь изучать болезни всякие и строение клеток, и ДНК. А я тебе за это аттестат к весне сделаю. Настоящий. О неполном среднем образовании.

– Ну это ты загнул! – поразилась Армия. – Аттестат?..

– Да она умней любого городского ребенка, – поддержала Берию Кукушка.

– Будешь учить латынь, – сказала Любава. – И не только медицинские термины из атласа.

– А я не поняла, что у нас будет следующей весной? – спросила Солодуха. – Чего все радуются?

– Северине шестнадцать будет в следующем году, – гордо, как о своих заслугах доложил Берия. – Пора ей идти в народ со своими способностями. Хватит в этой вашей... тьме старух обхаживать.

* * *

К зиме Солодуха сильно загрустила по Дауньке, и Северина предложила ей взять к себе «на пригляд» Кукушку. Вдвоем веселей, да и ей удобней будет к одной избе дорожку чистить, а им – одну печь топить.

– А она захочет? – засомневалась Солодуха. – Я чего обидного могу ляпнуть по дурости, сама знаешь.

– Как я скажу, так она и сделает, – ответила Северина.

Солодуха подумала и согласилась. Так что зимой нового девяносто восьмого года Северина засела за учебники в доме Солодухи: читала по утрам двум лежащим старушкам историю России и прозу Пушкина. Потом втроем обедали, смотрели телевизор, обсуждали, что видели и «куда катится мир». Иногда Северина и ночевать оставалась, тогда Кукушка ночью рассказывала тонким голосочком про упырей и оборотней. А Солодуха ее поддевала и высмеивала, пока сама не начинала бояться – тонким голосочком в темноте страшней получалось. Северина, если не засыпала к этому времени, старалась объяснить, аргументируя свои доводы различием в строении скелетов человека и псовых, почему такие превращения невозможны, но Кукушка стояла на своем: Немец – оборотень! Он ночами превращается в волка и бегает по лесам, собирая стаю. «Как, по-вашему, он мог завалить медведя, да еще шатуна? Он же хилый, когда в людском обличье».

Солодуха уверенно заявила, что Немец – вурдалак, живет в Полутьме стражем, а что сторожит, то никому не ведомо.

Устав от обсуждения нечисти, Северина как-то попросила рассказать ей... про любовь.

– Вы же любили кого-то? – удивилась она молчанию старушек после ее просьбы.

– Кукушка любила, – сказала Солодуха. – Так любила, что жизнь свою загубила. А я так нет. Теперь понимаю, что и не любила вовсе. Замужем была, рожала, мужу не изменяла. А теперь вот, к смерти, тоскую сильно по Дауньке. Так бы и смотрела на него, лапушку, как он картошку чистит, на его улыбку нежную...

– Кукушка, расскажи, – попросила Северина.

– Так ведь я плакать буду, – предупредила Кукушка. – Вы уж не обессудьте. Убила ведь я свою любовь. Из пистолета. Уверена, что хочешь такое слушать?

– Как можно убить любовь из пистолета? – Северина постаралась не выдать голосом улыбку.

– А и правда, – согласилась Кукушка. – Мужика я убила, которого любила, чтобы эту самую любовь сохранить. Его нет уже давно, а я любовь в себе ношу. Права ты, Севушка, мужика я убила ради большой любви.

– Рассказывай уже, а то напустила тумана! – потребовала Солодуха.

– В конце войны это было, – послушно зачастила Кукушка. – Оказалась я после немецкого плена в белорусской деревушке. Из Германии шла, считай, всю Европу прошла. Да и задержалась в белорусской деревне у границы. Потому что влюбилась сильно. Так сильно, что под ноги ему стелилась. Он тоже с меня глаз не сводил, женой назвал. А мать его против была. Она ему другую невесту подобрала, пока он воевал. Ну вот, как мы вместе – счастье меня защищает, а как он в рейс уйдет, свекровь меня со свету сживает. Так и мыкалась с полгода, пока свекровь не решилась меня отравить. Уехал мой любимый, а она дала мне отвару выпить, я и умерла. Свекровь поспешила с похоронами – приехал мою любимый через день, а я уже закопанная лежу в гробу. Он сильно расстроился, так сильно, что захотел меня увидеть. И пошел могилу раскапывать. Народ, конечно, собрался. Свекровь его волоком с кладбища тащит, а он одно твердит – попрощаюсь, мол, и закопаю. Раскопал. Гроб открыл. А я и села в гробу. Воздуха глотнула и села. Свекровь от такого свалилась замертво. А мое состояние врачи потом определили как летаргический сон. Заснула я крепко от того отвара. Так крепко, что даже пульс не нащупать было, и зеркало не потело от дыхания. А свекровь-то померла на кладбище от вида моего сидячего. Как ни разбирались, виноватого не нашли, а хоронить ее все одно надо. В моем гробу в ту же могилу через неделю и опустили. И вот после похорон муж стал смотреть на меня как на убийцу матери, бить и оскорблять. Даже видеть меня не мог – отворачивался. Вот я его через месяц такой жизни из пистолета и застрелила.

– Ну и дура, – вздохнула Солодуха. – Семь лет лагерей дали. Да и то потому мало, что врачи нашли у нее после закапывания в могилу психический сдвиг.

– Ты застрелила мужа, потому что он тебя бил, – подвела итог Северина.

– Я его застрелила, чтобы любовь свою сохранить. Чтобы не убил он любовь во мне жестокостью, чтобы вспоминала только наше счастье. Я сейчас его помню веселым и ласковым. И ни о чем не жалею.

– Подумаешь, бил! – хмыкнула Солодуха. – Мой тоже руки распускал. Пока я через три года не стала сопротивляться. Отходила его как следует поленом, а потом мы помирились, и сладко было вместе ночку проводить. А про любовь могу рассказать тебе только про чужую. Сестра моя Зина сильно любила своего мужа. А он был партийный, это еще при построении коммунизма было. Должность высокую занимал – председатель райкома партии. Зина умерла молодой – не больше тридцати ей было. Похоронили, все нормально. И стала она мужу сниться.

– Опять – о кладбище и покойниках? – Северина закуталась в одеяло и забралась на печку к Кукушке.

– Не о кладбище. О любви. Что ж поделать, если любовь и смерть рядом ходят. Стала она, значит, ему сниться. Что-то сказать хочет. А муж этот, который уже вдовец, потерял свой партбилет. Не может найти после похорон. И доложить боится – за такое могли тогда запросто с должности снять. Ну вот, Зинка ему во сне и говорит: «Не переживай, твой партбилет у меня, только когда гроб откроешь, не смотри мне в лицо, не поднимай покрывало».

– Ты уверена, что это про любовь?.. – стучит зубами Северина.

– Уверена! Он подумал, и решил гроб откопать. Откопал. Открыл. И – вот он, партбилет. Завалился в покрывало между накрытым телом и стенкой гроба. Видно, при прощании, когда он наклонился мертвую поцеловать, билет и выпал из нагрудного кармана. Вот та-а-а-ак.... – Солодуха от души зевнула. – Такая любовь у нее была, что и на том свете заботилась о карьере мужа...

Через полминуты тишины Северина услышала тихий храп снизу с кровати. И громко спросила, стараясь унять дрожь: