— Агент «ноль-ноль-девять»! Пришла пора действовать.

Агента «ноль-ноль-девять», обожавшего гулять при ночной прохладе, не пришлось долго упрашивать. Он радостно взвизгнул и пулей выскочил из трейлера.

— Мы должны слиться с ночью, стать ее дыханием, ее тенью, — предостерегающе прошептал ему Чувак.

Именно так, отправляясь на охоту за скальпами, напутствовал своих людей индейский вождь Орлиный Коготь в одноименном сериале.

Сообразительный Чамп не стал подавать голос, а просто мотнул головой. Засняв на видеокамеру, как тощий лысый парень, попыхивая косяком чудовищного размера, мочится из окна соседнего трейлера на улицу, Чувак и Чамп отправились бродить по городу, причем маршрут выбирал Чувак. Стоит ли удивляться тому, что полутора часами позже новоиспеченные агенты оказались в десяти метрах от трейлера Джен.

— Она живет там! — указав пальцем на трейлер, пояснил Чувак.

Судя по знакомой розовой машине, стоявшей поблизости, и отсутствию света внутри трейлера, Джен была дома. «Наверное, спит!» — подумал Чувак, благоговейно замерев на месте. Чамп забеспокоился, что им придется встречать здесь восход солнца, но до этого дело не дошло — ночную тишину нарушил шум автомобильного мотора. Человек и пес предусмотрительно спрятались за соседним трейлером. Вскоре, шурша покрышками по гравию, к трейлеру подъехал здоровенный черный внедорожник, за рулем которого сидел крупный мужчина в натянутом на уши белом стетсоне. Лица его не было видно. Стараясь не хлопать дверцей, мужчина выбрался наружу, резво обогнул автомобиль и помог спуститься на землю женщине, сидевшей на пассажирском сиденье.

Чувак быстро протер глаза и несколько раз моргнул. Напрасно — наваждение не исчезло. Это действительно была Джен. Закончив благодарить своего учтивого кавалера длинной серией поцелуев, Джен достала из кармана шорт ключ, с третьей попытки вставила его в скважину и открыла дверь.

— Скорей же, — приглушенный хриплый голос ее спутника дрожал от вожделения, — мне не терпится вздрючить тебя как следует!

Джен тихонько смеялась в ответ. Парочка скрылась за дверью, и почти сразу же трейлер начал ритмично раскачиваться.

— О-о-оу! Йэ-э-э-э-э! Ы-ы-ы-ы-ы! — донеслись из трейлера звуки песни любви.

Сердце Чувака сжалось и никак не хотело разжиматься. Однако он сумел взять себя в руки.

— Оставайся здесь! — приказал он Чампу, доставая из кармана очки ночного видения…

С брелоком-видеокамерой в правой руке он, пригнувшись, подобрался к окну и осторожно заглянул в него. Он увидел Джен, стоявшую на полу в коленно-локтевой позе. Пристроившись сзади, ее пытался столкнуть с места своими ритмичными движениями коленопреклоненный мужчина с плаката, которыми были увешаны все стены городских домов. «Да это же мэр Хомо!» — узнал Чувак знакомый по многочисленным изображениям профиль. Чуваку вдруг захотелось пристрелить его, благо и револьвер был под рукой, но он переборол это желание. К тому же Чувак совсем не собирался расчищать своему дядюшке путь к креслу мэра. Вместо револьвера он пустил в дело видеокамеру и в течение минуты снимал любовные похождения мэра, а затем, убрав камеру в карман, вернулся к Чампу, снял очки и скомандовал дрожавшим от обиды голосом:

— Уходим, Чампи!

Понимая состояние хозяина, умный пес деликатно воздержался от выражения сочувствия и мужской солидарности. Тем более что Джен как сучка никогда ему не нравилась.

— Нет, лучше так! — Профессор рукавом пиджака стер с грифельной доски часть расчетов и снова застучал по ней мелом.

Его лаборатория делилась на три части — химическую, физическую и математическую. Из холла, одновременно играющего роль гостиной, можно было пройти в любую из них, зная код, который следовало набрать на устройстве, изобретенном, как и почти всё в этом доме, самим хозяином.

Если код набирался неверно, то при нажиме последней кнопки злоумышленник получал удар переменным током напряжением в триста вольт. В случае повторения неудачной попытки на кнопку подавался постоянный ток напряжением в тысячу вольт, и дверь блокировалась до введения особого пароля, состоящего из сорока семи цифр.

Химическая лаборатория была, как и полагается, заставлена колбами, мензурками, ретортами, горелками и всем таким прочим. В углу ее стоял просторный вытяжной шкаф. Физическая являла собой нагромождение приборов, переплетенных сетью проводов. Самой просторной была лаборатория математическая. Ее обстановка состояла из профессорской кровати-трансформера, на день превращавшейся в стол и стул, а также из небольшой грифельной доски и огромной телевизионной панели, висевших на противоположных стенах. Еще в комнате имелось окно с широким, основательным подоконником, на котором любила сидеть профессорская обезьяна.

В подвале находилась операционная, которой профессор пользовался время от времени, и мастерская, сюда он заглядывал куда чаще. В столовую и в спальню профессор не заходил так давно, что почти забыл, где они находятся. Все, что было ему нужно для жизни, профессор держал в холле. Его не смущало, что полка с обувью стоит на холодильнике, а одежда развешана по стенам вместо ковров.

Но вот Мустафе подобная обстановка не нравилась. Согласно его представлениям об этикете, прием гостей в подобных условиях являлся не чем иным, как оскорблением. Впрочем, он подозревал, что другие помещения профессорского дома приспособлены для приема гостей еще меньше.

Впустив Мустафу в дом, профессор извинился и попросил гостя немного подождать, пока он не закончит расчеты. Мустафе пришлось согласиться, и вот уже целый час он расхаживал взад-вперед по холлу, не рискуя присесть ни на один из стульев, чтобы не испачкать свой костюм от Армани в мелу. Хорошо еще, что профессор по рассеянности оставил на журнальном столике бутылку виски, и Мустафа уже несколько раз успел приложиться к горлышку.

«Если Усама учует запах, скажу ему, что пришлось выпить с мэром, обмывая будущую сделку», — решил Мустафа. Он и впрямь до посещения профессора встречался с мэром Хомо и очень удачно впарил тому всю обстановку и оборудование «Талибанинганса». Мэр подсчитал, сколько он сэкономит на этом, и согласился, не зная о том, что ему недолго придется владеть своим новым приобретением.

Вылакав добрую треть бутылки, Мустафа обиделся на профессора еще больше: «Воспитанный человек позаботился бы о госте и закуске! Положил бы вяленого мяса, брынзы, сладостей и соблюл бы, таким образом, все правила приличий».

Наконец-то Всевышний услышал мольбы Мустафы и напомнил профессору о том, что в холле его ждет гость, хоть и незваный. Профессор стер с доски все, что написал, и заторопился в холл. Вслед за ним выскочила и обезьяна, до сих пор дремавшая на подоконнике.

— Извините, увлекся расчетами, — виновато улыбнулся профессор, выйдя к Мустафе.

Обезьяна проскользнула в комнату у него между ног.

— Ну что вы, почтеннейший, это мне следует просить прощения за то, что я отвлек вас от ученых занятий своим приходом.