Затор на проспекте Мира, своему появлению обязанный сужению дороги у развязки перед новой эстакадой, с недавних пор стал делом вполне обычным, причем не только в этот утренний час. Автомобилисты смиренно стояли в километровых очередях. За рулем люди разговаривали по мобильному телефону, слушали радио, смотрели телевизор, а иные успевали прочесть свежие газеты, сделать записи в блокнот, получить и отправить электронную почту. То и дело улицу оглашали мощные сирены спецтранспорта. Машины ДПС, милиции, депутатского корпуса, спецслужб прорывались на встречную полосу и образовывали собственную, привилегированную, пробку — своеобразный «бизнес-класс» на дороге, который в конечном счете тоже безнадежно застревал где-то при въезде на эстакаду.

Исаков ехал в сторону Московской области на личном автомобиле, которым очень гордился. Эта маленькая машинка корейского производства неизменно была предметом дружеских насмешек со стороны коллег. Алексей снисходительно относился к отпускавшимся в адрес его «коня» шуткам и, не в пример скорому на решительную защиту чести и достоинства гасконцу д’Артаньяну, мимо ушей пропускал даже такие обидные определения, как «мотоколяска» или «портфель на колесиках».

Он купил машину на трудовые сбережения. На что-то более солидное денег не хватило, и, хотя были в его биографии случаи получения дополнительных доходов, так или иначе связанных с профессиональной деятельностью, в сравнении с иными сослуживцами он уверенно мог претендовать на звание «честный мент».

«Кооператоров», как в 1990-х в силу привычки величали предпринимателей правоохранители, крышевал — было дело. Но на этом список «факультативных» занятий Исакова заканчивался. Да и своих поступков тех лет он не стыдился. В любом случае, он со товарищи по мере сил оборонял зарождающийся отечественный бизнес все от того же криминала. А значит, делал свою работу.

Сегодня следователь решил пожертвовать обеденным перерывом для того, чтобы наконец отогнать машину на станцию техобслуживания. Впереди была долгая дорога в пробке, но Исаков время проводил с пользой: он думал. Мысли его были сконцентрированы на Центре изучения альтернативной энергии, откуда на днях исчезли ценные предметы и с представителями которого Исаков был уже достаточно хорошо знаком. Вокруг этого учреждения разворачивалась сколь занимательная, столь и мрачная история. В ней уже нашлось место убийству, загадочному исчезновению человека и конфликту интересов силовых структур.

Убили профессора Плукшина, высокопоставленный сотрудник Центра Григорий Привольский как сквозь землю провалился, а задержанного Антона Ушакова увели у Исакова из-под носа работники прокуратуры, причем как раз накануне передачи дела другому следователю.

По-хорошему, следовало отложить поездку в автосервис и отправиться в НИЦАЭ, чтобы побеседовать с его директором. А то до сих пор приходилось общаться только с начальником Департамента безопасности да с Привольским, ныне пропавшим. И надо заметить, в последнее время общение это доставляло сторонам одни только неприятности.

Странный человек этот Привольский. С первых минут знакомства умело располагал к себе собеседника, но с течением времени доверять ему отчего-то хотелось все меньше и меньше.

Именно Привольский поведал Исакову о секретной находке в Сибири, с его слов, чрезвычайно важной для отечественной науки. Так как в компетенции отдела Исакова было обеспечение безопасности результатов научной деятельности, специальных объектов и культурно-археологических ценностей, он без задних мыслей включился в дело, когда ученая братия проворонила артефакты.

И тут как нельзя кстати выяснилось, что единственным носителем уникальных знаний о сути находки в тайге может оказаться его бывший одноклассник: похоже, он последний, кто разговаривал с живым Плукшиным. Сотрудники Исакова утверждали даже, будто бы человек, что на удивление ловко сигал по крышам, унося ноги от милиции, по описанию очень похож на Ушакова. Исаков сделал вид, что не обратил внимания на эту деталь словесного рапорта подчиненных, а из доклада о происшествии ее самовольно исключил. Не верил он, что его одноклассник, добряк и «гуманитарий», способен на убийство. Да и мотивов ясных не прослеживалось.

И все же участвующие в расследовании коллеги Исакова решили пойти по легкому пути, предложив на всякий случай задержать Антона как единственного подозреваемого в убийстве профессора. Так проще, и это решение соответствовало практике. Кому охота коллекционировать нераскрытые дела? А тут налицо столько фактов, говорящих в пользу версии о виновности Ушакова! Разве что орудия преступления не обнаружили по горячим следам. В общем, машина завертелась. Хорошо еще, что дело пока в руках Исакова.

Чтобы не вызывать нежелательных вопросов у подозрительных (служба такая) коллег, Исаков дал «добро». Но его участие в деле сохраняло Антону реальный шанс оправдаться и избежать многолетней отсидки в СИЗО… до выяснения. Теперь этот шанс стремился к нулю. Даже если Ушаков ни при чем, его странное бегство из изолятора усугубляло дело. Да, Исаков с сегодняшнего дня квалифицировал его перемещение именно как бегство. Ему чутье подсказывало, что прокурорские мудрили. Два дня прошло, а о подозреваемом ни слуху ни духу. Сотрудник прокуратуры Белобородов взял больничный. Спрашивать пока не с кого.

Вспоминая слова героя Владимира Высоцкого из фильма «Место встречи изменить нельзя», Исаков вздохнул и произнес вслух:

— Верно говорил Жеглов: наказания без вины не бывает. Видать, не все мне Антоша рассказал, не все…

Впервые с начала расследования Алексей крепко и всерьез задумался о возможной причастности Антона к гибели В.Р. Плукшина. Служба в милиции быстро научила понимать бытие во всем его многообразии. Исаков полагал, что для предательства, подлости, лжи, коварства, жадности, зависти и иных пороков в жизни отводилось чересчур много места. И его порой раздражало, что большинство людей даже не догадываются об этом, пока гром не грянет…

Наблюдая по выходным беззаботные и счастливые лица праздных граждан, смеющихся, пьющих, танцующих или целующихся, он все чаще не мог заставить себя отказаться от мысленного моделирования всевозможных неприятных ситуаций, в которых в любую секунду (о чем свидетельствовал его богатый опыт) могли оказаться эти наивные и неосторожные люди.

«Я не люблю уверенности сытой, уж лучше пусть откажут тормоза…»

В детстве Алексей, как и все его сверстники, был романтиком. Играл в индейцев с ковбоями и уже в детских играх учился применять на практике такие понятия, как честь, дружба, верность долгу. В армии, особенно в Афганистане, а после, уже в школе милиции, эту дурь из его головы успешно вышибли. Точнее, почти вышибли. Неизвестно, страдал ли Исаков от этого морально, но материально — это уж к бабке не ходи.

Алексей был не просто одним из счастливчиков, чудом победивших многие соблазны, преследующие в России любого представителя власти. Он принадлежал к той немногочисленной, но очень заметной категории работников правоохранительной системы, которые находили в себе силы думать глубже, чем положено, изредка позволять себе быть эмоциональными и до пенсии сопротивляться оказармливанию своей души. Но работа искажала сознание, привнося в оценку событий и людей изрядную долю цинизма и схематичность выводов, в некоторой степени облегчая жизнь. Вот и теперь Исаков скрепя сердце, но все же позволил себе подозревать Антона в причастности к преступлению.