в любую щель, убивать — плевком и укусом, слышать мысли людей и внушать им свои… просить любую помощь у местных змей.

Пользоваться змеиной почтой «уши-в-уши».

Шпионить везде и за кем угодно.

И ещё, именно как сверхспособность — знания и опыт профессора Архипова.

И это, последнее — мой особо ценный ресурс, дороже магии, и я это уже знаю точно! И, попробуй-ка, теперь, выкупи нас за пол-герра…

Но, действительно, а что же у меня сейчас с уровнем моих магических способностей? Они же никуда не делись и растут себе помаленечку. А маленечко… это каких и сколько? Приборов нет, и не предвидится… Не идти же за ними к инспектору Магического Двора, будь он неладен. Значит, буду самостоятельно замерять свои магические способности народными, дедовскими способами… А их есть у меня, родные-маги давно ещё подсказали.

Мой хороший знакомый, профессор Мышкис, математик с мехмата МГУ, говорит, что «маленько» и «несколько» — это ближе к 7, чем к 3. При этом он рисует кривую Гаусса и доказывает это с удивительным изяществом. А ещё он придумывает и изрекает «короткие истины», например, «Высшая математика — это математика как цель, а прикладная математика — математика как средство!» или «Москва — столица России, а Санкт-Петербург — столица Российской империи!», хотя и бывшей. Как говорится, почувствуйте разницу.

Так, или примерно так, я рассуждаю и разговариваю сам с собою, сидя на облуче, рядом с моим возничим Речи. В руках у Речи четыре пары вожжей и он с ними похож на звонаря с колокольни Храма во Имя. И я говорю ему:

— Давай, Речи, начинай готовится к повороту. Видишь, во-о-н там, справа, грунтовая дорога, а дальше на ней — крыша, и судя по вывеске, это и есть постоялый двор. Нам, туда. Вечер уже, всем пора отдыхать.

А по-другому, например, «Давай, Речи, сворачивай вправо!» или «Речи, направо!», я сказать не могу, как бы не хотел. Четвёрка гигантских геррских четырёхрогих буйволов в одной упряжке, это крайне сложный объект управления. Но мой возничий владеет этой наукой в совершенстве.

Если необходимо повернуть направо, то всю нашу громадину — фургон и упряжку, сначала нужно остановить. Причём так, чтобы ноздри передней пары буйволов встали точно за 10 метров до центра дороги, на которую нужно свернуть. Сначала Речи начинает потихонечку притормаживать вожжами буйволов задней пары. Затем, переходит на переднюю пару, которая как пёрла, так и прёт вперёд. Затем, опять, заднюю. Потихоньку, мелкими тычёчками… пока все четверо четырёхрогих гиганта не встанут. А если промажешь с точкой их остановки, переедешь её… всё, считай полдня потерял, перепрягая, так как уже никак не впишешься в поворот. А геррские буйволы задом не ходят!

И только, когда буйволы встают, Речи начинает выполнять сам поворот. Вожжиками, тычёчками, потихонечку…. А то и, соскакивает с облуча на землю, бегает вокруг упряжки и морковкой выманивает буйволов в нужную сторону. Пинать этих громадин бесполезно, слишком большие… они тянут морды только к морковке или сахарку. В общем, целое, представление!

Повернули…

Вот, сразу мне в этом месте не глянется… У ворот постоялого двора, под навесом открытой торговой палатки, сидит слепой торговец. Левый глаз у него закрыт повязкой, а на правом — бельмо. Вообще, слепые торговцы, здесь, обычное дело. Никто не посмеет обманывать убогого, потом замучаешься отмаливать такой грех… Люди подходят, сами берут товар, сами кладут деньги в чашку, полную монет, оттуда же набирают себе сдачу, говорят торговцу что и за сколько взяли и всё. Такое, вот, самообслуживание.

Уж, не знаю, чем этот слепой торговец торгует, но думает он так:

«Ай-й, как подтеньтенькало-то, как подтентенькало… Негоцеи сии, чаю, израдившись на базестане в Красной Окуме. До хаты, в Ман едут, новый заваль брать… значит, с чеканью. Это же сколько они везут-то канареечных? Ай-й, зельно… Сколько же их там, негоцеев в скотовозе, не зрю. Ну, выйдут, счетши. Огольца послать, чтобы в лес бёг, за подмором. Человек 20 пусть от Тесака в ночь звет, на всех канареечных достанет. У негоцеев мечики и рондели есть, вдвоём с Рыном нам их не одолеть. А так, гурьбой налезши с пырялками, всех и закесаем».

Ну, ну… сами вы здесь, скот, как я посмотрю!

Хозяин постоялого двора, Рын Бонн, сама любезность. Ну, как же, столичные гости пожаловали… Богатые гости… Не знакомые и не знаменитые…. А рядом с его постоялым двором — лес. А в лесу — молодцы Тука «Тесака» в шалашах. По наводке мнимого слепого и Рына они ночами грабят и убивают его постояльцев, уводят в лес буйволов вместе с фургонами и товаром. Трупы закапывают в лесу, а приклад продают за недорого. Есть в Синей Окуме такие, любители дармовщинки — скупщики краденого и награбленного. Но, грабят и убивают молодцы Тука «Тесака» не всех подряд… а только богатых и не знаменитых, чтобы потом их не искали. А их и не ищут, пропали где-то на Сулойке, вот и весь разговор для родственников. Тем и живут…

Уезжать? Да, поздно. Буйволы уже распряжены, заведены в стойла и там проведут до утра в холе и неге, бесконечно жуя свою жвачку и лакомясь сочной зелёной травкой. Тогда… остаёмся!

И я провожу совещание своей армии, включая ужиков — они такие же, как и все, благо что без рук, без ног. Но с головой… вернее, с двумя… такими славными и умненькими головками. Излагаю армии, всё как есть — это ловушка, нас назначили объектом грабежа и убийства. Слепой у ворот — не слепой, а наводчик. И хозяин Рын Бонн — тоже наводчик. Оба из лесной шайки Тука «Тесака». И ночью нас придут резать 20 человек оттуда. С ножичками. Что будем делать?

— Ссвисстнуть гадюччек, их здессь нессччётно, и вссех покуссать, нассмерть, как ссбредшши, — тут же предлагают ужики.

— Ну, дайте мне пострелять вволю, ну дайте… оптика же, всех перещелкаю, — умоляет барич Заи.

— И мне, и мне! Хочу пулемёт опробовать по живым мишеням, — просит Речи.

Я задумываюсь… Да уж, вот такая у меня подобралась армия, ни одного пацифиста и гуманиста. Ну, а что я хотел? Такой мир, такие нравы. Или ты, или тебя… третьего здесь не дано. И когда ещё это всё будет… человеколюбие, вера в эру милосердия. И я… соглашаюсь. Сегодня ночью этот раклянный постоялый двор ждёт забой лесного скота и кровавая баня. Да, и заслужено! Жалко, что поспать не дадут, ехать же завтра…

Поужинали самостоятельно, без прислуги. Обслужмвать нас некому. Мальчонку, который уже прибежал из леса, мнимого слепого и хозяина Рына, без разговоров засунули в погреб, а на его крышку накатили бочку с солёной капустой, нехай посидят. Повезло наводчикам, хоть и не сильно комфортно сидеть в погребе, но хоть останутся в живых.

Две лёжки, две огневых позиции, одну — пулемётную, одну — снайперскую, вполне сносно оборудовали на чердаке, перед слуховыми окнами со стороны леса. Для себя я там ничего не оборудовал, как ходил с одним пистолетом, так и хожу. Если что, подстрахую ребят с земли. А ужиков, я поставил в наблюдение. Как разбойнички пойдут из леса, чтобы они мне шумнули. Ну это я так, для солидности сказал, что ужиков поставил… поставишь их… шмыганули в траву и нет их.

Когда ужики всё-таки шумнули, уже начинало светать и я пару-тройку часиков даже успел поспать, поэтому, сам забой скота, можно сказать, благополучно прозевал. Да, и не было ничего интересного. Сначала, немного пощёлкала снайперская винтовка. Потом, раздалась длинная пулемётная очередь и всё. Тишина.

Но на этот раз, памятуя о своих приключениях в гостинице незабвенного дядюшки Бло, я уже не стал задаваться вопросом, что мне делать с 20 трупами лесных разбойников с дырками в голове и других частях тела, а предоставил решить его благополучно выпущенным из погреба мнимому слепому и хозяину постоялого двора Рыну Бонн. Но их галиматью, про великое чудо и искреннее раскаянье, я слушать тоже не стал, неинтересно и некогда.

Позавтракали мы в дорогу тоже самостоятельно, так как обслуживать нас на постоялом дворе опять было некому. Хозяин Рын Бонн и мнимый слепой были шибко заняты.

Но, пора собираться. Мы все, кроме ужиков — злые и невыспавшиеся. Первая ночь в дороге, и так не задалась…

Плохая примета!