Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ни ерничай, Каштаков, – ответил мне ворчливый голос подполковника НКГБ Малинина. – Прекрасно ведь знаешь, что в Московии восстановлено старое обращение к старшему по чину.
– Честное слово, не слышал. Это как же? Братан?
– Товарищ, Каштаков. Товарищ!
– Понял, товарищ подполковник.
– К тому же я уже полковник.
– Поздравляю, товарищ полковник! – Восхищение мое прозвучало почти искренне. – Честно говоря, не ожидал, что вы так быстро получите повышение по службе после того, как провалили последнее задание.
– Ты Пастернака любишь, Каштаков?
– Пастернака? – растерялся я.
– Поэта Пастернака. Бориса.
– А… Ну…
– Так «а» или «ну», Каштаков?
Что и говорить, умел полковник Малинин загнать собеседника в угол. Всего пара ни к чему не обязывающих вопросов, и я уже начинаю блеять в ответ что-то невнятное. Да, старая школа. Или это я форму потерял?
– Не сказать, что люблю, товарищ полковник, но читал.
– Так что говорил великий московитский поэт по сему поводу?
Ну, прямо экзаменатор!
А я, как студент, не рассчитывающий на оценку выше трех баллов, растерянно мямлю:
– О чем, товарищ полковник?
– Двойка, Каштаков, – безнадежно вздохнул Малинин. Во как! Оказывается я даже на тройку не вытянул. – «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать». Так писал поэт Борис Пастернак. А я бы от себя к этому добавил, что весь фокус в том, как подать информацию начальству. Врубаешься, Каштаков?
– Гениально, – согласился я исключительно из дипломатических соображений.
– Одним словом, зла я на тебя, Каштаков, не держу…
Это ж надо! Можно подумать, это не меня, а его, тогда еще подполковника НКГБ, с продырявленной шкурой, едва живого в Ад привезли! Ну, гад! А еще про Пастернака мне рассказывает!
– …Если бы не та дурацкая история, в которую я по твоей милости оказался втянут, – продолжал между тем как ни в чем не бывало полковник, – я бы очередной звездочки еще годик-другой подождал. Мини-диски с информацией о финансовых махинациях с использованием банка Нелидии оказались очень кстати.
Надо же, какие фортеля порой выкидывает судьба. Я-то полагал, что крепко подставил Малинина с этими мини-дисками…
– Ну что, Каштаков, какие у тебя для меня новости?
Я, как психоаналитик, повторяю конец последней фразы собеседника:
– Новости?
Малинин коротко усмехнулся:
– Хочешь сказать, что просто так оставил Власенко свою визитку?
Нет, конечно, я на то и рассчитывал, что визитка попадет в НКГБ. Только не думал, что это произойдет так быстро.
– Да, и что это за фигня, Каштаков, – «Бельфегор, младший»?
– Оптовая торговля изделиями из адской кожи.
– Ох, не парь мне мозги, Каштаков. – Я почти воочию увидел, какую физиономию состроил при этом полковник Малинин. – А то я тебя не знаю. Ну, какой, скажи на милость, из тебя консультант!
Я все же сделал робкую попытку поддержать свое реноме:
– А что?
– А ничего. Не затем ты явился в Московию, чтобы Бельфегора консультировать. Пусть он даже самый младший.
Вот и весь сказ.
Прикрыв микрофон ладонью, я смущенно кашлянул:
– Нужно встретиться.
– Пивом хочешь угостить? – усмехнулся Малинин.
– Можно и пивом.
– Так я ж пиво не пью.
Дурацкий армейский юмор.
– Поговорить нужно.
– А мы что сейчас делаем?
– Нетелефонный разговор.
– Да ну?
Я молчу. Малинин тоже молчит.
– Каштаков, я, между прочим, полковник НКГБ, – решил напомнить мне Малинин.
– А я консультант фирмы «Бельфегор, младший», – ответил я ему веско.
На другом конце линии тишина – Малинин снова задумался.
– Хорошо. Через сорок пять минут возле памятника героям Плевны.
Он даже спрашивать не стал, успею ли я добраться, просто дал отбой.
Я отказался от предложения Гамигина отвезти меня к месту встречи. Полковник Малинин знал, что я работаю на демонов, но, надеюсь, пока еще не подозревал о моем нынешнем статусе в Службе специальных расследований Сатаны. И все же я не хотел показываться ему на глаза в компании черта. В конце концов, нужно уважать принципы человека, особенно если рассчитываешь договариваться с ним о сотрудничестве, которое обещает оказаться взаимовыгодным, но при этом не подлежит афишированию.
Неподалеку от дома я остановил неказистую «Вольво», весь внешний вид и бледно-зеленая окраска которой не говорили даже, а вопили о том, что собрана машина на бывшем Автомобильном заводе имени Ленинского комсомола, нынче находящемся под управлением тех самых бывших комсомольцев. Карма у них видно, такая, у комсомольцев, – за какое дело ни возьмутся, наработают такого, что руки оторвать мало. То дорогу из ниоткуда в никуда вымостят, то, вот, пожалуйста, «Вольво», надсадно пыхтящая и лязгающая всеми своими железками, что твой старенький «Москвич».
Водитель, угрюмый длинноносый парень, за всю дорогу так и не произнесший ни единого слова, за пару шеолов доставил меня к Политехническому музею. Вернее, это раньше был музей. Пару лет назад Градоначальник снес здание музея и возвел на его месте грандиозное казино, получившее название «Политехническое». Не думаю, что в память о музее, скорее всего, у хозяев просто фантазии не хватило назвать казино, ну хотя бы «Лубянкой». Еще лучше – «У Феликса Эдмундовича». Могли бы еще и памятник старый с Лубянской площади притащить и у входа поставить. Чем плохая идея? А Малинин еще говорит, что из меня консультант никудышный. Консультант я как раз что надо, вот только слушать меня обычно не хотят. А когда спохватятся – ба! что же мы Дмитрия Алексеевича-то не слушали! – то поздно уже бывает. Это мы на одни и те же грабли по несколько раз наступать можем, а вот входить дважды в одну и ту же реку – пока не получается.
Попросив водителя остановить машину возле казино, я не спеша обогнул огромную стеклянную пирамиду, в ранних апрельских сумерках уже сверкавшую разноцветными огнями, и вышел к месту встречи за три минуты до назначенного времени.
Полковник Малинин уже ждал меня, заняв выгодное для наблюдения место позади входа в часовенку. В волосах благородная седина. Одет в строгий темный костюм. На лацкане маленький золотой значок какой-то академии. Нынче в Московии академий больше, чем в прежние времена ПТУ было, и каждая, естественно, рада заполучить в свои ряды человека с золотыми погонами, пусть даже он их не носит, зато предпочитает, чтобы к нему обращались не «господин», а «товарищ». Пустячок, конечно, а все одно приятно. Одним словом, глядя со стороны, Малинина ну никак нельзя было принять за полковника НКГБ, пока еще даже и не помышляющего об отставке.