– Нет, это сделает Флора.

Я подняла отвергнутый калейдоскоп и приставила к своему глазу. Я еще не смотрела в него прежде. Теперь я вертела его и вертела, быстро, медленно, затем опять быстро – завороженная тем, как одни и те же кусочки стекла могут создавать столько разных узоров. Флора неожиданно толкнула свою башню из кубиков – они раскатились по полу, а она взвизгнула от восторга. Вдруг Флора оборвала визг и обернулась к двери. Ее лицо засияло, она мигом вскочила на ноги и помчалась через комнату.

– Папа! Папа!

Лео заключил ее в объятия.

– Доброе утро, моя Флора, с днем рождения тебя! – но под улыбкой было видно, какими усталыми были его глаза, и я почувствовала запах карболки, которой он отмывался перед уходом из госпиталя – очевидно, с этой лихорадкой были проблемы. На мгновение Лео повернулся ко мне. – Доброе утро, Эми, – а затем Флора потащила его с собой, чтобы он помог ей построить новую шаткую башню из деревянных кубиков. В детской появился мистер Тимс.

– Мой лорд, завтрак будет накрыт через пять минут. Услышав его, Флора ухватилась за руку Лео.

– Папа не пойдет.

Лео взглянул на Тимса, его глаза были запавшими от усталости.

– Может быть, я поем здесь, я приехал ненадолго.

– Дора, приготовь стол, – кивнула Элен. – И место для ее светлости тоже.

Итак, мы поели в детской. Лео сказал мне, что не спал уже сутки, а к полудню должен уехать обратно. Двое из VAD тяжело болели этой загадочной лихорадкой, поэтому он был на двойном дежурстве. Он собирался вернуться на одиннадцатичасовом поезде.

– Но, Лео, ты, конечно, имеешь право остаться и отдохнуть.

– Я обещал, – пожал он плечами. – Я посплю в поезде.

Позавтракав, Лео стал выглядеть лучше, но скоро ему пора было уезжать. Я оставила Элен утешать Флору, а сама понесла Розу вниз, чтобы попрощаться с ним.

Двумя днями позже на имя Флоры прибыл другой сверток. В нем оказалась красивая кукла с нежным восковым лицом и вьющимися золотыми волосами, разодетая в шелк, кружева и атлас. Она была послана из Гамаже, но было неясно, кто послал ее. Я предположила, что это добавочный подарок от Лео, а, может быть, и от леди Бартон, из-за того, что Флору обошли, когда дарили подарки на крестины Розе. Однако следующая почта разрешила загадку. Мистер Тимс принес мне письмо. Я уставилась на конверт, мое сердце подскочило к горлу.

– Я понимаю, что это для леди Флоры, но она еще не умеет читать... – озабоченно сказал мистер Тимс.

– Спасибо, – взяв конверт с серебряного подноса, я с трудом удержала его в руках – так они дрожали. Я подождала, пока за мистером Тимсом закроется дверь, и вскрыла конверт. Я только однажды видела этот небрежный почерк, но узнала его мгновенно.

Моя любимая Флора!

Посыпаю тебе подарок и надеюсь, что он не опоздает к твоему дню рождения. Твой дядя Фрэнк поздравляет тебя с днем рождения и желает тебе всего самого наилучшего. Много ли ты получила подарков? Надеюсь, тебе будет очень приятно играть с ними. Подарила ли тебе твоя милая мама праздничный поцелуй? Я уверен, что подарила. Попроси, чтобы она подарила тебе еще один, от меня. Знаешь, Флора, как-то в прошлом твой дядя Фрэнк очень безответственно обошелся с твоей мамой, и это причинило ей несчастье. Теперь он сожалеет о том, что огорчил ее своим поступком (хотя не сожалеет о самом поступке), и хочет, чтобы ты попросила ее простить меня. Если она согласна простить меня, напиши мне письмецо и сообщи об этом, милая Флора, а если нет – все равно напиши. Ведь нам, бедным солдатам, так холодно и одиноко в этих мерзких сырых окопах, поэтому мы всегда очень рады письму.

Внизу стояла жирная, размашистая подпись: «От дяди Фрэнка, с любовью».

Я снова и снова перечитывала письмо, мои руки дрожали, дыхание сбивалось. «Если она согласна простить меня...» Конечно, я была согласна, как я могла не простить его? Я попыталась выбросить это из головы – все-таки письмо написано Флоре. Но он же знал, что Флора не умеет читать. Кукла была для Флоры, письмо – для меня.

Весь день я носила письмо в кармане, украдкой вынимая его, когда была одна с Розой. Скоро я выучила его наизусть, но все равно вынимала, чтобы подержать в руках бумагу, которую держал он, и прочитать слова, которые писал он.

Каждый раз, читая слова Фрэнка, я видела и другие слова, напечатанные сверху на странице: На действительной службе В БРИТАНСКИХ ПОЛЕВЫХ ВОЙСКАХ.

Конечно, я знала, где был Фрэнк, с какими опасностями встречался лицом к лицу, но его письмо с этим недвусмысленным заголовком отдалось во мне словно ружейный выстрел.

Фрэнк просил меня написать ответ, но я сознавала, что мне не следует этого делать. Это было дурно, он не был моим мужем. Но он был отцом Флоры, поэтому ответить должна была Флора. Я могла написать за нее и сообщить ему, как ей понравилась его кукла, как она приставляет калейдоскоп к глазу куклы и крутит трубку, понимая, что узоры там меняются, хотя и не видя их – моя умная Флора.

Я подошла к письменному столу, взяла из пачки бумажный бланк, озаглавленный сверху: «Истон, Уилтшир», и начала писать.

Дорогой дядя Фрэнк!

Тебе пишет моя мама, потому что я еще маленькая, чтобы уметь писать. Большое, спасибо, тебе за чудесную куклу. У нее золотые волосы и голубые глаза, я играю с ней и показываю ей калейдоскоп.

Мама хочет сказать тебе, что, конечно, она простила тебя.

Я прервалась и вычеркнула «конечно». Мне бы хотелось написать больше, но я сознавала, что не должна этого делать. Только одно я добавила, не удержалась: «Мама надеется, что тебе не слишком сыро в окопах, что по вечерам для тебя найдется теплый огонь».

Я не знала, как закончить письмо от имени Флоры. Наконец, я просто написала: «Мы с мамой шлем тебе наилучшие пожелания. От Флоры».

Я быстро запечатала письмо и отнесла в почтовый ящик в холле. Можно было бы завтра пройти парком и опустить его в почтовый ящик на улочке, ведущей к церкви, но я не хотела быть обманщицей. Кроме того, когда мистер Тимс возьмет письмо в руки, то догадается, что оно короткое.

Весь вечер я старалась не думать о Фрэнке, но ночью увидела сон. Очень простой сон – я гуляла с Флорой под деревьями, а Фрэнк был рядом со мной.

Я проснулась в слезах – слезах потери, слезах вины, потому что на руках у меня был ребенок моего мужа. Я не должна была думать о Фрэнке, не должна. Но это было так трудно.