То, что происходило далее описывать, право, затруднительно… Бойцы на ринге прыгали, наносили друг другу немыслимые удары ногами, руками, коленями и локтями. Они только что не кусали друг друга за уши. Зал ревел от восторга, все явно наслаждались зрелищем. Только в какой-то момент противник Платона упал, не смог встать и признал поражение.

Публика бушевала и требовала выпивки. Платон, держась за живот, уселся на стул.

– Глядите, – крикнул кто-то из зала. – А у Мага-то грудь даже не поднимается! И он едва вспотел!

К мистеру Трелони подошёл зритель и взял ещё билет. Потом подошёл ещё один.

Следующий бой прошёл ужасно быстро. Когда раздался звон колокола, и на ринг вышел очередной боксёр, кто-то из зала ему сказал в полнейшей тишине:

– Не попорти нам товар, Билли!

Никто из зрителей даже не засмеялся: они сидели, грозно насупившись, широко расставив колени, основательно, по-хозяйски, они даже курить бросили. И доктор Легг понял, что все уже примеряют на Платона свои оковы – каждый уже считает его своей собственностью. А ещё он с ужасом осознал, что настроение горожан стало резко меняться, к тому же они много выпили. У доктора пошёл холодок по спине: он вдруг впервые за все эти дни по-настоящему испугался. Он глянул на мистера Трелони – тот сидел, вцепившись руками, казалось, намертво в сумку с деньгами, глаза его были полуприкрыты. Доктор, стараясь унять противную дрожь в руках, повернулся к стене и ударил в колокол. Противники на ринге стали сходиться.

Против Платона выступал сутулый худой горожанин с унылыми вислыми усами и редкими волосами. Он был сильно пьян, на ногах держался просто чудом, но воинственно вскидывал голову, стараясь отвести со лба то и дело падающую на глаза жидкую прядь волос. Тем не менее, он резво начал бой: неожиданно угрожающе огляделся по сторонам, перенёс вес тела с одной ноги на другую, замахнулся с диким рёвом и нанёс Платону страшный боковой удар. Платон подставил под удар локоть согнутой левой руки. И тут вислоусый завопил, схватился за кисть и присел на корточки. К нему подскочил рефери, потом подошёл доктор Легг. Платон стоял растерянно.

Зрители загомонили и стали вскакивать со своих мест. Через несколько минут рефери объявил, что противник Платона выбил себе большой палец и поэтому бой прекращается. Ещё через некоторое время, посовещавшись о чём-то с двумя-тремя зрителями солидной наружности, рефери объявил, что боксёрские поединки закончились, и они приступают к лотерее. В зале одобрительно зашумели.

Когда мистер Трелони взглянул на доктора, он увидел в его зелёных прозрачных глазах то же тягостное ожидание чего-то страшного, которое чувствовал и он сам. Потом доктор прикрыл глаза на мгновение, а когда открыл, то страх ожидания в его глазах померк, как бы стёртый, и в следующий миг глаза доктора опять заискрились всегдашней кошачьей хитрецой. Доктор вышел на край помоста и сказал в глубокой тишине:

– Джентльмены, ваши билеты состоят из двух половин, на которых написан один и тот же номер… Сейчас вы оторвёте одну половину билета с номером и бросите в этот мешок. Вторую половину вы оставите себе для сличения с результатом. Сейчас мы начнём…

Произнеся это, доктор Легг поднял глаза и вгляделся в зал… Перед ним сидели кузнецы, фермеры, лесорубы, журналисты, адвокаты, галантерейщики, плантаторы, столяры, торговцы и моряки. Они попали в Нью-Йорк из Англии разными путями. Они жили в этом городе: ели, спали, женились, заводили детей, подсчитывали барыши, ссорились и мирились, плакали ночами в своих постелях или скрипели в них от злости зубами. Они были глупы и умны, пассивны и деятельны, образованы и невежественны. Они были разные, но всех их объединяло одно всепоглощающее, раздирающее внутренности чувство – они хотели владеть рабами. Они хотели, чтобы на них кто-то работал и приносил им деньги, много денег… Это при том, что когда-то в Англии они почти все поголовно сами были на положении рабов и знали не понаслышке, что это такое.

И теперь они сидели в полной тишине, разрывали пополам свои билеты и бросали половинки в мешок, который рефери носил вдоль рядов по залу таверны. Когда он обошёл всех, доктор Легг ударил в колокол три раза. Рефери завязал мешок и стал перетряхивать его содержимое. Все затаили дыхание.

Мистер Трелони посмотрел на Платона… Тот стоял рядом с ним, и такая мука была написана на его лице, такое тихое, безысходное отчаяние, что у мистера Трелони тошно заныло под ложечкой, и он открыл рот и подался всем телом к доктору, чтобы закричать на весь зал, чтобы остановить, чтобы прекратить то, что сейчас здесь должно было произойти. Но тут, словно почувствовав это, к нему вплотную шагнул Платон и стиснул его руку так, что затрещали суставы пальцев.

Мистер Трелони замер от боли, глотая воздух ртом и постепенно приходя в себя…

****

Платона выиграл мордастый потный лавочник в тесном и не по росту жюстокоре: казалось, что он взял эту одежду у кого-то взаймы специально для этого вечера. Услышав о своей радости, он вскочил с места и подбежал к доктору Леггу и мистеру Трелони. От него тяжело несло пивом и луком. Глаза его ошеломлённо бегали, он отдувался от счастья и от распиравшего его изнутри жара, обмахиваясь заскорузлой шляпой. Сидящие горожане проводили его в спину взглядами, полными лютой ненависти, и тоже начали вставать. Некоторые потянулись из зала вон, другие, наоборот, подходили поближе к подмосткам. И все, переглядываясь друг с другом, что-то говорили. В зале стало шумно.

Мистер Трелони, как и было заранее договорено, заговорил с мордастым лавочником о Платоне, а доктор Легг, как мог незаметно, протянул Платону светлую облатку неправильной формы и тихо сказал:

– Глотай и задержи дыхание…

Платон так и сделал. Спустя короткое время он вдруг упал, грохнувшись на пол с высоты своего могучего роста. Все замерли. Мистер Трелони, который испугался шумного падения Платона, хоть и был предупреждён доктором, обернулся и воскликнул потрясённо в наступившей вдруг тишине:

– Боже мой!

– Чего это с ним? – воскликнул мордастый лавочник, бросаясь на колени перед Платоном.

Он тормошил Платона, дёргал его за руку, потом лёг ему на грудь ухом, слушая сердце.

– Сердце не бьётся! – закричал лавочник обиженно: толстое лицо его исказилось, как от боли. – Как же так?

Горожане, тяжело дыша, стали подходить ближе, сжимая кольцо. На их лицах было написано сладострастное ожидание расправы – весёлой потехи, когда всем вместе можно увечить, молотить кулаками куда попало, надсадно ухая, а потом топтать сапогами поверженное тело.

– Назад, – холодно сказал доктор Легг, доставая пистолет.

К нему быстро шагнул мистер Трелони и встал рядом: в левой руке он сжимал сумку с деньгами, а в правой – свою шпагу. Доктор свободной рукой рывком двинул на себя стол и поставил его между мистером Трелони и горожанами. Мистер Трелони со своей сумкой шагнул ближе и загородился столом. Горожане попятились и заворчали.

– Позвольте мне, я врач, – вдруг громко сказал из-за их спин какой-то господин и стал пробираться вперёд.