Тело девушки изогнулось дугой в отчаянной попытке высвободиться, и он почел за лучшее оставить ее в покое и отойти на безопасное расстояние.

Юлина перестала кричать. Выставила сжатые кулачки, приготовилась бить, царапаться, кусаться, любой ценой защищать свою жизнь. Невидящие глаза широко раскрыты.

– Эти фасоны не по мне, – строго заявил исправник.

Он тщательно вытер капли слюны с мундира. Кристина ринулась было ему помочь, но он остановил ее величественным жестом.

– Юлина… – произнес он. – Тебя ведь зовут Юлина?

Она молча уставилась в потолок.

– Кто-то тебя обидел, Юлина?

Молчание.

– Это был медведь? На тебя напал медведь?

– Она и с нами не разговаривает, – извинилась Кристина.

– У меня нет времени на эти фокусы. Почему Юлина молчит? Рассказывай. Медведь? Кивни по крайней мере.

Слабое движение головы.

– Она кивнула, – уверенно сказал исправник.

Мать не решилась возражать. Мне-то как раз вовсе не показалось, что девушка кивнула утвердительно. Но я промолчал. На всякий случай.

– Я-то думал, людоеда уже поймали, – тихо, без выражения, как бы рассеянно произнес прост.

– Значит, поймали не того. Объявим еще одно вознаграждение. Он от нас не уйдет. Раньше или позже мы с ним покончим.

– Предплечья. – Это так же без выражения. Прост словно заскучал.

– Что – предплечья?

Прост подошел к кровати и, бормоча что-то успокаивающее, приподнял одеяло. Глаза девушки по-прежнему были широко раскрыты и устремлены в одной ей ведомые дали. Некоторое время он, не прикасаясь, изучал ее руки, покрытые багрово-синими пятнами, особенно неприятными на фоне идеально белой кожи.

– Кто-то держал ее за руки. Точно так, как недавно показал нам исправник. – Он еле заметно, но не без ехидства, ухмыльнулся. – Следы пальцев совершенно очевидны.

– А почему это не медвежьи когти? Очевидны! Для меня не менее очевидно, что это следы медвежьих лап.

– Юлина, – начал прост тихо и ласково, не обращая внимания на замечание исправника. – Расскажи, дорогая моя девочка, очень прошу. Кто напал на тебя в лесу? Постарайся вспомнить.

Может быть, девушка поддалась на мягкую, почти нежную, отеческую интонацию. Она на долю секунды отвела руку от губ, еле слышно прошептала: «Seolimies» – и снова прижала кулак ко рту.

– Что она там бормочет? – Исправник начал раздражаться.

– Мужчина, – перевел прост.

Исправник недоверчиво покачал головой, но тут вмешалась мать. Кристина тоже слышала – это был мужчина.

– И как же он выглядел, этот твой мужчина? – Браге постарался не упустить инициативу. – Может, ты его узнала? Это твой знакомый?

Он подождал, потом повторил вопрос. Девушка закрыла глаза и медленно отвернулась, легла щекой на подушку.

– Знакомый? Незнакомый? Большой? Маленький? Как одет?

Юлина начала шептать что-то неразборчивое. Прост наклонился поближе и вслушался.

– Sehaisikonjakille, – повторил он по-фински. – От него пахло коньяком.

– Еще бы не пахло, – пожал плечами исправник. – Еще раз: как он был одет?

Юлина даже не шевельнулась. Она и была бледной, а сейчас стала еще белее, в бледности ее появился зловещий голубоватый оттенок. Вот-вот потеряет сознание, а там, глядишь…

Прост поднялся с колен.

– Личность мужского пола, от которой пахло коньяком, – резюмировал исправник. – Какой-нибудь работник. Возвращался, сукин сын, с танцев, увидел юбку, вот его и разобрало.

– Похоже на тот случай, с Хильдой, – сказал прост. – Ту тоже заманили в сарай и пытались задушить.

– Юлина ни слова не сказала про задушить, – возразил исправник.

– Но вы же видели следы у нее на шее.

– Но ведь Хильду задрал медведь! – послышался голос от двери. Михельссон не сводил с Браге преданных бледно-голубых водянистых глаз.

– А кто же? Ясное дело, медведь. Думаю, даже господин прост не сомневается в доказательствах.

– Вторая жертва за лето. Где-то среди нас скрывается убийца и насильник.

– Пьяный батрак, – заключил исправник Браге. – Держу пари. Ей не следовало идти домой без провожатого.

– Вы, значит, так считаете… а я боюсь, этот случай не последний.

– Давайте сделаем так, господин прост, – вы будете заниматься своим делом, а мы своим.

Он подозвал Михельссона, и они встали между простом и девушкой, как неприступная стена.

Прост пожал плечами, подал мне знак, и мы вышли во двор. И так было понятно: в присутствии исправника и его оруженосца она не скажет ни слова.

Я покосился на учителя.

– Ничтожество, – пробормотал он.

Любой бы заметил: прост, всегда такой сдержанный, кипит от негодования.

Подошла дворняга, осторожно вильнула хвостом и обнюхала наши колени. Я протянул руку ее погладить, и она ткнулась в ладонь мордочкой. Небольшая, рыженькая, с острыми ушами и ласковыми черными глазами. Прост достал из рюкзака вяленое оленье мясо, отрезал кусок, протянул собачонке, и его гневную мину на секунду сменила улыбка: дворняга не выхватила кусок, а взяла зубами и терпеливо ждала, пока прост отпустит неслыханное лакомство.

Понемногу подходили соседи – видно, слухи о нападении на девушку уже просочились. Но прост был не в настроении обсуждать случившееся. Отвернулся, посмотрел на облака, взял меня за руку и потянул за собой.

В нескольких метрах от дома Элиас построил сауну. Прост открыл дверь. В предбаннике чуть не на пороге лежала куча тряпья. Он показал на нее пальцем. Я присмотрелся: нет, не тряпье. Женская одежда. Наверное, готовятся к стирке.

Прост нагнулся и стал разбирать ворох. Юбка, белье, незамысловатая блузка.

– Видишь, Юсси?

– Что?

– Это же наверняка одежда Юлины. Та, что на ней была вчера.

Он прикрыл за собой дверь сауны, поднял тряпки и стал рассматривать у маленького, как бойница, окошка.

Юбка из грубой шерсти, прилипшие сухие соломинки. Он вывернул, поднес ближе к свету и показал пальцем. Я присмотрелся и увидел темное, еще не просохшее пятно. Он поднес его к своему немалому носу и понюхал.

– Мужское семя. Будем считать, что это сперма насильника… или как?

Вопрос остался без ответа, потому что я не понял, спрашивает он или уже сделал для себя вывод. А учитель продолжал возиться с тряпками. Грязь – наверняка с пола в сарае, где ее нашли. Мышиный помет застрял в шве. Черное пятно. Я решил было – кровь, но он заставил меня понюхать. Пахло чем-то острым, даже копченым.