Шелиа, делающему карьеру дипломату, который никогда не был коммунистом. Он стал шпионом старого классического типа. Член знатной семьи Силезии, офицер в Первой мировой войне, Шелиа вступил на дипломатическое поприще и с 1929 года служил в Варшаве, достигнув ранга советника посольства. Его заработка и значительных доходов жены не хватало на оплату карточных долгов и дорогих любовниц. В дни финансовых затруднений подобного рода он начал продавать дипломатические секреты двум покупателям – Лондону и Москве. Трудно сказать, кто первым склонил его к сотрудничеству, но скорее всего, Россия первой появилась на сцене.

В середине тридцатых годов в Варшаву эмигрировал немецкий журналист Рудольф Хернштадт, бывший сотрудник либеральной газеты «Берлинер тагеблатт» и друг хорошо известного редактора Теодора Вольфа. По рекомендации Вольфа Хернштадт начал работать корреспондентом в Праге и Варшаве, посещал Москву и постепенно превратился в «салонного коммуниста». Этот тип людей был довольно распространен в те времена. Когда «Берлинер тагеблатт» была вынуждена изменить свою линию и персонал, Хернштадт жил в Польше и был связан с советским посольством. Он также подружился с Шелиа. Когда советник посольства пожаловался на финансовые затруднения, Хернштадт посоветовал ему вступить в контакт с советским агентом в Варшаве. Сделка состоялась.

Это произошло в 1937 году, когда был заключен антикоминтерновский пакт и продолжалось сближение между Германией и Польшей, когда Геринг наносил визиты вежливости и охотился близ Варшавы. Сотрудничество в области дипломатии сопровождалось контактами между полицейскими органами обеих стран, особенно в части контрразведки и антисоветских мер. Шелиа, чья кличка была Ариец, передавал советской стороне информацию о германо-польских переговорах в Варшаве, о трехстороннем пакте, о возможном участии малых стран в руководимой Германией коалиции и т. д. Понимая, что интерес Шелиа поддерживается только высокой оплатой, Москва в феврале 1938 года заплатила ему 6 тысяч 500 долларов – небывалую для бюджета советской разведки сумму. Перед германо-польской войной Шелиа был переведен в Берлин и получил должность в министерстве иностранных дел. Но его служба для советского аппарата продолжалась. Чтобы облегчить контакты с ним, Хернштадт рекомендовал Шелиа в секретари свою подругу, Ильзу Штебе, которая раньше работала в «Берлинер тагеблатт». В начале 1941 года она перешла в министерство иностранных дел, и сотрудничество между Шелиа и советской разведкой существенно упростилось. Незадолго до начала советско-германской войны советское посольство заплатило Шелиа 30 тысяч марок через Ильзу Штебе. Как мы увидим, это сотрудничество, длившееся несколько лет, трагически закончилось для них обоих.

Примерно в 1925 году Сталин пришел к выводу о «временной стабилизации капитализма». Теперь прямые действия и революции уже не объявлялись «неизбежными», и техническая подготовка к переворотам стала второстепенной по сравнению с другими задачами. Обстановка изменилась в тридцатых годах. Новый режим в Германии и гражданская война в Испании были расценены Москвой как прелюдия ко Второй мировой войне. После почти двух десятилетий затишья ожидалась кровавая схватка. Казалось, что, как и в начале двадцатых годов, настало время для подрывной деятельности.

«Диверсии» стали своеобразным трамплином в карьере известной фигуры советско-германского аппарата – Эрнста Вольвебера, выросшего потом до министра в ГДР. Он начал простым матросом в 1917 году, а в 1932 году был избран в рейхстаг. Он продолжал свое продвижение и в нацистскую эру, работая в смешанной советско-германской сети. Полем деятельности бывшего моряка стал ISH – Международный профсоюз моряков, организация с явным политическим уклоном и неопределенными целями. По мнению Москвы, ни один профсоюз в случае войны не мог сравниться по важности с ISH, потому что мог саботировать передвижение войск и вооружений, направляемых против России, а в мирное время забастовка моряков могла бы оказать политическое давление.

Вольвебер не стал немедленно скрываться, когда нацисты пришли к власти. Он хотел сохранить и перегруппировать коммунистическое подполье, проявляя при этом энергию и смелость. И долго после того, как высшие партийные лидеры добрались до заграничных гаваней, а более мелкие были арестованы, он все еще колесил по стране, встречаясь со своими товарищами и спасая то, что еще можно было спасти. Хотя ему мало что удалось сделать, его престиж в глазах Москвы за эти месяцы сильно возрос.

В свои тридцать пять лет Вольвебер стал умным, дерзким и беспощадным вожаком подполья. Он никогда не выступал на митингах и не писал для прессы. Он был груб, много пил и казался настоящим «практиком». Ян Вальтин вспоминал: «Когда он говорил, то каждое его слово напоминало зловещее рычание». Он производил впечатление человека, который никогда не спешит, человека, который не знает страха, которого ничто не может удивить и который лишен всяких иллюзий.

В начале 1934 года Вольвебер был вызван в Москву, оттуда он вернулся с новым назначением. В дополнение к его обязанностям как члена западноевропейского бюро Коминтерна в Копенгагене на него возлагалась задача запустить новый подрывной аппарат, чьи действия будут направлены главным образом против потенциальных противников Советского Союза – Германии и Японии, – и рекрутировать в него людей из союза моряков. Этот аппарат должен был держаться особняком от всех коммунистических партий[26] и ни в каком отношении, даже в финансовом, не зависеть от КПГ. Он поддерживался и финансировался специальными структурами советского правительства. Аппарат Вольвебера (или, как его называли позже в Скандинавии, «Лига Вольвебера») насчитывал от двадцати до пятидесяти тщательно отобранных людей, в основном датчан, норвежцев и шведов, хотя в него входило и несколько немцев. Среди последних были Вольдемар Вернер (потом – начальник морской полиции Восточной Германии), Генрих Шрамм, Карл Баргштедт, Адольф Байер, Рольф Хагге и другие. Специальной задачей «Лиги» был саботаж морских перевозок. Осенью 1933 года морская полиция в Роттердаме произвела первый арест одного из агентов Вольвебера, у которого обнаружили мешок динамита. В следующем году в бухте Таранто пошло на дно итальянское судно «Фельче». Японский транспорт «Тахима Мару», потопленный вблизи Роттердама, тоже относят на счет Вольвебера.

В 1937 году, когда Германия начала перевозить военные грузы для франкистов в Испанию, деятельность Вольвебера существенно расширилась. Операции проводились не только на маршрутах, связывающих Германию с Испанией, но и на линиях, по которым шло снабжение самой Германии военными материалами. Электростанции в Швеции, которая снабжала Германию железной рудой, тоже стали объектом диверсий. В Гамбурге Вольвебер нашел поддержку в лице все еще сохранившейся коммунистической группы, которой руководил доктор Михаэлис. Эта группа информировала Вольвебера о морских перевозках, отходящих судах, родах груза и т. д. В 1937 году группа была арестована и двенадцать ее членов казнены.

Участились случаи взрыва судов. Обычный способ заключался в том, что в трюм между грузами помещался заряд динамита, а взрыватель ставился так, чтобы взрыв произошел, когда судно будет уже