Правда, и я и тетя Сольвейг не обращали особенно много внимания на войско, доверив всё это Бьорнхарду, Гагару и Легостаю, а они, привыкшие к прошлым победам моего отца и деда, действительно уверились в неуязвимости Сонборга настолько, что не видели необходимости что-либо менять в устройстве йорда.

Я обдумывала, как улучшить ежедневную жизнь моих людей, облегчить, расцветить, придать смысла, но совершенно не думала, что если не защитить их, то все мои старания рассыплются в прах, если случиться вторгнуться врагам. Сигурд думает. Это то, как раз, о чём мы говорили однажды: что не додумает один, сможет другой.

— Что ты хочешь делать? — спросила я.

Я смотрю на неё, думал, обидится на «женское правление». Нет, напротив, сосредоточилась, готова выслушать. И я рассказал ей свои мысли…

У меня даже дух захватило от масштабов преобразований, которые он наметил и на ближайшее время. По сути, он намерен завоевать Свею в течение этого года.

— Всю Свею?! — изумилась я, качая головой скорее восхищённо, чем изумляясь. — Не круто забираешь?

— Нет. Надо успеть воспользоваться тем, что никто не ждёт этого от нас! — он весь искрится, рассказывая мне свои замыслы.

— Не ждут это верно… Но готовы ли мы?

— Прямо сейчас — нет. Но к лету будем готовы. Вначале я полагаю пойти на Норборн. Вигман, их конунг, в ссоре со всеми остальными йордами, на помощь никто ему не придёт. Мы проверим в бою наше войско и заодно внушим остальным страх.

— Ты так уверен в победе? У нас, если тебе верить, а я тебе верю, и войска-то нет.

— К лету будет! — радостно воскликнул Сигурд, воодушевлённый, похоже, моей поддержкой.

Она улыбается, но не снисходительно, как улыбалась моя мать, когда я ей однажды рассказал о своих планах, а светло и с верой. Я надеялся, как я надеялся на это — на её поддержку. Я думал, что если кто-то и сможет понять и поддержать меня в моих планах, то это должна быть она — Сигню. И я не ошибся в ней.

— Если это удастся тебе, ты станешь Великим конунгом Свеи. Как Великий Александр, — говорит она.

— Это удастся нам, а не мне. Я хочу это сделать с тобой. Рука об руку, плечо к плечу, — сказал я, глядя ей в глаза.

Это лучшее признание в любви, что может быть… Даже лучше той прекрасной песни, что прозвучала над площадью Сонборга вчера… Чем я смогу отплатить тебе за любовь? Только ещё большей любовью… Научиться бы ещё. Пока я могу любить тебя только сердцем… думаю я, глядя на него, самого прекрасного человека на свете, моего конунга, моего мужа.

Но наука эта оказалась несложна. Оказалось всего лишь надо отдаться его желанию. И всё. Его вожделение разбудило моё, его наслаждение — моё наслаждение. И когда оно вдруг поднялось и с головой, как морская волна накрыло меня в первый раз, я, от неожиданного разлившегося во мне счастья, заплакала…

Он целует мои мокрые ресницы, зарываясь пальцами в волосы от висков к моему затылку и от этой ласки мне тепло и сладко. Я шепчу ему что-то, обнимаю его…

Я не знала до тебя, что есть любовь, что у любви столько прекрасных лиц, что она возносит к небесам, и не спускаешься уже вниз. Ради любви стоило родиться и жить…

Я не знал любви до тебя, Сигню. Я думал, что знаю. Я считал себя опытным. Но оказалось — в наш союз я вступил таким же девственником, как и ты. А теперь, с тобой, я впервые узнаю, что это такое, растворятся от счастья, таять наслаждением любимой, разгораться навстречу её желанию.

У меня никогда ещё не было такого сильного ощущения жизни, как теперь. Будто всю мою предыдущую жизнь я только готовился к этой. Но вот теперь я живу. Теперь мы живём. Мы стали одной плотью и одной душой. Я не знал, что можно стать с кем-то настолько близким…

Я думал, я наслаждаюсь любовью, когда раньше бывал с женщинами, но оказалось, всё прошлое было не то, бледная тень, лишь намёк. Даже ощущения моего тела теперь были совсем иные.

Я стал совсем другим человеком даже телесно в этой любви. Я теперь только превращался в Мужчину, в Человека. С ней. И слово это «любовь», совсем иной, настоящий смысл обрело теперь…

… Мы идём в баню, мороз на улице такой, что слипаются ноздри. Но разогревшись в парильне, мы выбегаем на мостки, чтобы прыгнуть в прорубь и с визгом восторга вынырнуть и бежать снова в жар бани. Этого я не делал раньше, это её, Сигню, забава. Она сказала, что её с детских лет так закаляли, поэтому она никогда не болела.

Я тоже не болел, и ко мне применяли всевозможные тренировки и закалку, но такого я не делал раньше никогда. Может быть, потому что вблизи Брандстанской столицы не было озера, как под стенами Сонборга, да и до берега фьорда было не близко, никто не селился прямо на берегу, кроме рыбаков. Впрочем, оказалось этот обычай привезли с собой славяне, приехавшие с матерью Сигню.

В одной из женщин, прислуживавших нам, Сигурд признал саамку.

— Asunut taalla kauan? (давно здесь живёте?) — спросил он. Она удивилась и ответила:

— Meiheni on taalla (мой муж здешний).

— Ja monet lapset? (и детей много?) — продолжил спрашивать, улыбаясь, Сигурд, в то время как я не понимала ни слова.

— Seitseman (семеро).

Когда мы отошли уже от неё, всё ещё изумлённо смотрящей нам вслед, я спросила:

— Сколько языков ты знаешь, Сигурд?

— Сколько? — он улыбается, польщённый моим вопросом. — Ну, давай считать: суоми, бриттский и сакский — плохо, данский, греческий и латынь. А ещё славянский. Ему учила меня мать сама, говорила на славянском со мной.

— А я, кроме славянского, только греческий и латынь. Поучишь меня?…

Мы много говорим, я рассказываю ему о моих планах насчёт лекарен и Детского двора, он рассказал, что хотел бы построить множество фортов по всему Самманланду, а потом и по всей Свее:

— Получится много очагов, вокруг которых станут собираться люди, ты понимаешь?

— Кажется, да. Сейчас вся Свея это несколько городов-столиц, всё остальное — деревни, хутора, сёла. А так начнут расти новые города…

— Именно! — подхватил, обрадованый моим единодушием, Сигурд, — укреплённая крепость привлечёт людей, ремесленников, жители окрестных деревень вокруг смогут укрыться там, в случае вторжения врагов или эпидемий, например… ведь так и людей постепенно в Свее прибавится…

Мы много ещё о