— Питер, — сказана леди Мэри, — не думаю, что тебе следует сидеть здесь и тревожить Чарльза всеми этими предположениями. У него температура от всего этого поднимется еще выше.

— Конечно. Слушай, старик, мне страшно жаль, что ты пострадал из-за конверта, который предназначался мне. Это был чертовски неудачный случай, и я невероятно рад, что все обошлось благополучно. Мне пора. Но я доберусь до него рано или поздно.

Первым делом, выйдя из квартиры Паркеров, Уимзи позвонил Памеле Дин, которая оказалась дома. Питер сказал, что ее письмо затерялось, и попросил рассказать, что в нем было.

— Небольшая заметка от Дайаны де Момери, — ответила девушка. — Она хотела знать, кто вы такой. Вы, кажется, пользуетесь успехом.

— Всегда рад угодить, особенно хорошеньким женщинам, — сказал Питер. — И что вы сделали по этому поводу?

— Ничего. Я не знала, какие у вас виды на нее.

— Вы не дали Дайане мой адрес?

— Нет. Она как раз его и просила. Но я не хотела сделать еще одну ошибку и решила рассказать вам о ее желании.

— Совершенно верно.

— Ну и...

— Скажите ей... Она знает, что я работаю в «Пимс паблисити»?

— Нет, я очень аккуратно разговаривала с ней, дабы не сболтнуть ничего лишнего. Кроме вашего имени. Я сказала ей его, но она, кажется, и не попыталась его запомнить.

— Хорошо. Теперь слушайте. Скажите нашей замечательной Дайане, что я — самая загадочная личность из всех ваших знакомых. Вы никогда не знаете, где меня можно найти. Намекните, что я, возможно, сейчас в милях отсюда — в Париже или Вене — или в каком-нибудь еще злачном месте. Вы можете произвести правильное впечатление, я знаю. Филипс Оппенгейм со щепоткой Эсел М. Дэлл и Элинор Глин.

— О да, я поняла.

— Можете еще добавить, что, возможно, она увидят меня, когда меньше всего будет ожидать этого. Скажите, если, конечно, не боитесь выглядеть вульгарно, что я своего рода дикий пес Динго, за которым гоняется весь свет, но которого еще никому не удавалось поймать. Пробудите в ней интерес к моей персоне. Заинтригуйте ее. Хорошо, Памела?

— Я постараюсь. Кстати, мне следует проявлять ревность?

— Да, если хотите. Дайте ей понять, что вы пытаетесь отстранить ее. Это тяжелая гонка, и вы не потерпите конкурентов.

— Хорошо. Это не составит никакого труда.

— Что вы сказали?

— Ничего. Я сказала, что справлюсь.

— Знаю, у вас все получится. Я очень на вас надеюсь.

— Спасибо. Как продвигается расследование?

— Неважно.

— Вы не расскажете мне о нем как-нибудь, а?

— Обязательно! Как только будет что рассказать.

— Приходите на чашечку чая в субботу или воскресенье?

— Постараюсь.

— Я настаиваю.

— О да, конечно! Что ж, доброй ночи.

— Доброй ночи... Дикий Пес Динго.

Уимзи положил трубку. «Надеюсь, — подумал он, — она не выкинет какую-нибудь глупость. С этой женщиной опасно связываться. У меня нет никаких гарантий, что ей можно доверять. Хотя, конечно, это как раз на руку, когда нужно, чтобы обнаружились некоторые факты».

Его губы изобразили усмешку, и Питер отправился к женщине, которая не проявляла к нему никаких знаков внимания, и, что бы он ни говорил или ни делал, это не имело никакого отношения к описанной выше истории.

Джинджер Джо медленно встал с кровати и осмотрел комнату.

Его старший брат — шестнадцатилетний Берт, конечно же, не был полицейским, а был самым шумным подростком в округе. Сейчас он сладко спал, свернувшись Калачиком и, несомненно, мечтал о мотоцикле. Тусклый свет фонаря слабо очерчивал его спину и тонким лучиком касался краешка кровати Джинджера.

Из-под подушки Джинджер достал тонкую тетрадь и огрызок карандаша. Лизнул карандаш, открыл тетрадь и написал с большой буквы: «Доклад».

И тут он задумался. Как же сформулировать свои мысли четко и одновременно просто? Во время учебы в школе ему приходилось писать сочинения на самые разнообразные темы — например, «Моя любимая книга», «Кем я хочу стать, когда вырасту», «Кого я видел в зоопарке», — но все они не развивали логику мышления настоящего детектива. Однажды парню посчастливилось заглянуть в записную книжку полицейского Уолли, и сейчас он вспомнил, что все записи у него начинались примерно так: «В 8.30 вечера, когда я шел по улице Веллингтон...» — «хорошее начало, — подумал Джинджер, но оно не подходит к нашему случаю». Стиль изложения его любимого героя, детектива Секстона Блейка, был довольно энергичным, больше походил на повествование захватывающих приключений, чем на описание фактов и действующих лиц. Нужно было придумать что-то другое, что-то свое. И ко всему прочему вставал нелепый вопрос правописания — извечный камень преткновения юного расследователя. Джинджеру было неловко за то, что его неграмотность испортит ценность доклада и снизит весь его презентабельный вид.

В этом случае юноша всегда прислушивался к здравому смыслу и считал, что он неплохо соображает.

— Нужно просто начать, — сказал он себе и, надавив на карандаш и хмурясь от старания, начал писать:

«Доклад

Джозефа Л. Поттса».

Решив, что сведений о себе должно быть как можно больше, Джинджер указал свой возраст, домашний адрес и место работы. В конце своего повествования он поставил дату и подписался

«У меня состоялся разговор с ребятами по поводу потрепанной рогатки. Билл Джонс утверждает, что помнит, как я стоял на проходной, когда миссис Джонсон забрала у меня рогатку. Сэм Таббит и Джордж Пайк тоже там были. Я рассказал им, что мистер Брэдон вернул мне рогатку с оторванным куском кожи, и поинтересовался, кто это сделал. Билл и Сэм заверили меня, что не имеют никакого отношения к этой рогатке; вообще-то они отличные ребята, и я думаю, что они говорят правду. Джордж тоже, похоже, ни при чем, потому что все его поступки отражаются на его поведении, а он тогда выглядел хорошо. Тогда я их спросил, кто бы это мог быть, по их мнению. Они ответили, что никого больше не видели с рогаткой. Потом появился Кларенс Меткапф и сказал, что он тут главный, стал интересоваться, что здесь происходит. После моего объяснения Кларенс ответил, что иметь претензии к миссис Джонсон — это очень серьезно, с этим нельзя шутить. Также опросил всех ребят и все отвечали «нет, добавить больше нечего»; лишь Джек Болтер вспомнил, как миссис Джонсон однажды оставила свою сумку на столе, а мисс Партон взяла ее и отнесла в столовую.

На мой вопрос, когда это было, Джек ответил, что это случилось утром через два дня после того, как у меня отняли мою рогатку. Теперь вы понимаете, сэр, что рогатка лежала без присмотра в течение часа и ею мог воспользоваться кто угодно.

Но кто же это мог быть? Я припоминаю, что мистер Праут передавал какие-то заметки миссис Джонсон и находился наверху ступенек, тогда он еще потрепал меня за ухо. Также там была одна молодая леди, кажется, мисс Хартли, она ждала какого-то сообщения. А после того, как ушел к мистеру Хорнбаю, Сэм сказал, что к миссис Джонсон зашел мистер Веддерберн, и вместе они пошутили над этим. Сэр, я думаю, все знают об этой истории с рогаткой, миссис Джонсон всем рассказывает в столовой истории про нас, про ребят. Наверное, она думает, что это смешно.