– Благодарю вас, сэр, но мне пора возвращаться на свой корабль. – Глессинг ловко отдал честь и удалился.

Лонгстафф жестом пригласил Струанов в кабинет для совещаний, который временно служил капитан-суперинтенданту в качестве личных апартаментов. Комната выглядела по-спартански, из обстановки имелось только то, что было необходимо для работы. Глубокие кожаные кресла, столы с картами, комоды, массивный дубовый стол были надежно прикручены к палубе. Позади бюро из дуба, богато украшенного резьбой, полукругом шли окна кормы с частыми рамами. Каюта пахла дегтем, табаком, морем и, неизбежно, порохом.

– Стюард! – позвал Лонгстафф.

Дверь каюты открылась в ту же секунду.

– Да, сэр?

Лонгстафф повернулся к Струану:

– Сак? Бренди? Портвейн?

– Сухой сак, благодарю вас.

– То же самое, пожалуйста, сэр, – сказал Кулум.

– Мне портвейн. – Лонгстафф опять зевнул.

– Слушаюсь, сэр.

Стюард достал бутылки из буфета и разлил вино в тонкие хрустальные бокалы.

– Вы впервые покинули Англию, Кулум? – поинтересовался Лонгстафф.

– Да, сэр.

– Но я полагаю, с нашими последними сложностями обстановки вы хорошо знакомы.

– Нет, ваше превосходительство. Отец не писал подробных писем, а в газетах про Китай не упоминают.

– Ну, скоро начнут, не правда ли, Дирк?

Стюард подал бокалы: сначала Лонгстаффу, затем его гостям.

– Проследите, чтобы нас не беспокоили.

– Да, сэр. – Стюард оставил бутылки на столике рядом и вышел.

– Тост, – провозгласил Лонгстафф, и Струан вспомнил тост Робба и пожалел, что сначала отправился на флагман. – За то, чтобы ваше пребывание здесь, Кулум, было приятным, а возвращение домой – безопасным.

Они выпили. Сухой сак был превосходен.

– Здесь сейчас вершится история, Кулум. И никто не может рассказать вам об этом правдивее и лучше, чем ваш отец.

– У китайцев есть старинная поговорка, Кулум: «Правда имеет много лиц», – сказал Струан.

– Я не понимаю.

– Просто мое изложение фактов совсем не обязательно будет единственно верным. – Эти слова напомнили ему об императорском наместнике Лине, который содержался в Кантоне под стражей и в бесчестье, потому что его политика привела к открытому конфликту с Британией; в скором времени его ожидал смертный приговор. – Этот дьявол Линь все еще в Кантоне? – спросил он.

– Думаю, да. Его превосходительство Тисэнь улыбнулся, когда три дня назад я задал ему вопрос о судьбе Линя, и сказал загадочно: «Багряный является Сыном Неба. Как может человек провидеть волю Неба?» Китайского императора зовут Сыном Неба, – пояснил Лонгстафф для Кулума. – Багряный – еще одно из его многочисленных имен, поскольку он всегда пишет тушью алого цвета.

– Странные, странные люди эти китайцы, Кулум, – добавил Струан. – Например, из трехсот миллионов человек только император имеет право писать алой тушью. Попытайся представить себе это. Если бы в один прекрасный день королева Виктория заявила, что отныне только ей дозволено пользоваться красными чернилами, как бы мы ни любили ее, сорок тысяч британцев в тот же миг отказались бы от всех чернил, кроме красных. Я бы сам первый так поступил.

– И каждый китайский торговец, – вставил Лонгстафф с издевкой, которой сам, очевидно, не замечал, – немедленно послал бы ей бочонок чернил означенного цвета – с оплатой по получении – и заверил бы ее британское величество в своей готовности стать поставщиком Короны – по соответствующей цене. И все заверения непременно были бы написаны красным. Ха, надо полагать, у них есть на это право! Где оказались бы все мы, не будь торговли?

Возникла короткая пауза, и Кулум спросил себя, почему отец молча проглотил нанесенное ему оскорбление. Или это не было оскорблением? Возможно, это лишь еще одна непреложная истина: аристократы всегда издеваются над теми, кто не принадлежит к их кругу? Что ж, наша Хартия решила бы проблему аристократии раз и навсегда.

– Вы хотели меня видеть, Уилл? – Струан чувствовал себя смертельно усталым. Его нога болела, невыносимо ныли плечи.

– Да. Со… за последние два дня произошло несколько незначительных событий. Кулум, вы не извините нас? Мне необходимо поговорить с вашим отцом наедине.

– Разумеется, сэр. – Кулум поднялся.

– В этом нет нужды, Уилл. – Струан жестом остановил сына. Если бы не насмешки Лонгстаффа, он не стал бы его задерживать. – Кулум теперь один из партнеров торгового дома «Струан и компания». Придет день, когда он будет управлять им как тайпан. Вы можете доверять ему так же, как доверяете мне.

Кулуму захотелось сказать: «Я никогда не стану участвовать в этом, никогда. У меня другие планы». Но он не смог произнести ни слова.

– В таком случае примите мои поздравления, Кулум, – небрежно наклонил голову Лонгстафф. – Быть партнером Благородного Дома – это удача, которую нельзя купить ни за какие деньги.

Только не когда ты банкрот, едва не добавил Струан.

– Садись, Кулум.

Лонгстафф прошелся взад-вперед по каюте и начал:

– На завтра назначена встреча с полномочным представителем китайского императора для обсуждения деталей договора.

– Он предложил место и время встречи или вы?

– Он.

– Тогда, наверное, вам лучше все изменить. Выберите другое место и назначьте другое время.

– Зачем?

– Затем, что, если вы согласитесь с его предложением, он и все мандарины будут рассматривать это как проявление слабости.

– Хорошо. Если вы так считаете. Скажем, послезавтра, а? В Кантоне?

– Да. Возьмите с собой Горацио и Маусса. Если хотите, я тоже поеду с вами. И мы обязательно должны опоздать на четыре часа.

– Но черт меня возьми, Дирк, к чему такие крайности?! Четыре часа? Клянусь честью, это просто смешно!

– Это не смешно. Если вы будете вести себя с ними как повелитель с подчиненными, вы получите преимущество на переговорах. – Струан посмотрел на Кулума. – Здесь, на Востоке, игру приходится вести по восточным правилам. Незначительные вещи, мелочи приобретают огромную важность. Его превосходительство получил крайне трудное назначение. Один крошечный промах сейчас – и его последствия не исправить в течение целого полувека. Ему приходится действовать быстро и при этом соблюдать величайшую осторожность.

– Да. И никакой помощи, черт побери! – Лонгстафф осушил свой бокал и вновь его наполнил. – Какого дьявола, почему они не могут вести себя как цивилизованные люди, этого мне никогда не понять. Никогда! За исключением вашего отца, здесь нет ни одного человека, который старался бы помочь мне. Дома Кабинет просто не представляет, с какими проблемами мне приходится здесь сталкиваться, да им это и неинтересно. Я здесь полностью предоставлен самому себе. Мне присылают невыполнимые инструкции, рассчитывая, что я смогу найти общий язык с невозможным народом. Клянусь честью, мы должны опаздывать на четыре часа, чтобы доказать, что мы выше их, когда всякому и так ясно, что мы выше! – Он раздраженно взял щепотку табака и чихнул.