— Ага.

«Понятно всё с тобой», — вздохнула дама Тенар.

Как будто в колдовское зеркало, смотрелась в несовершеннолетнюю хадрийку. На себя в таком же щенячьем возрасте смотрела. Та юная Лив точно так же влюбилась в эти проклятые развалины с первого взгляда, едва лишь увидела силуэт башни.

— О-йо-ой…

А вот и стон, говорящий знающему уху, что Верэн Раинер осмотрелась в гостиной как следует.

Девушка застыла посреди комнаты и завороженно оглядывалась по сторонам. Здесь всё было так, как виделось в смутных мечтах, как грезилось без всякой надежды на исполнение. Камин, уютные кресла, оплывшие свечи, запах бисквита и лаванды, вышитые подушечки, бронзовый старинный канделябр на столе. Верэн даже зажмурилась, чтобы не спугнуть видение.

— Твоя комната по коридорчику налево, моя — направо. Прямо кухня. В башню не подниматься, в подвал спускаться запрещено категорически, — проворчала хозяйка. — Ты меня слышишь, дева? Или оглохла совсем?

— Слышу. Да… конечно… я все поняла.

Над каминной полкой висела старая карточка. Из её черно-белых глубин глядел на Верэн бравый вирнэйский моряк в белых штанах, рубахе с широким воротником и широкополой шляпе с лентой — молодой, красивый, ладный Берт. Все чин чином, как положено, на фоне нарисованных на холсте пальм и парусов, с витиеватой надписью «Такого-то дня, такого-то года, Тьерран Балгайр». И судя по дате выходило, что на карточке Берту-Тьеррану было столько же лет как сейчас Верэн. Но если всмотреться, то не только гладкостью щек и отсутствием морщинок отличался тот Тьерран от нынешнего Берта. Молоденький матросик еще не знал, а ушлый контрабандист уже знает.

— А почему у вас у всех по два имени? — спросила вдруг новоселка.

— Одно — по паспорту, другое — эспитское, что тут сложного?

— А откуда берется второе имя?

Но дама Тенар ничего не ответила. Она подозрительно громко загремела чем-то на кухне, чертыхаясь под нос и пеняя на излишне любопытных девчонок, которым только и забот, что третировать нормальных людей дурацкими вопросами.

Берт и Ланс

Скайра, зараза такая, крохотной своей эмиссарской властью воспользовалась по полной. Едва стрелка на уличных часах с громким щелчком достигла цифры «пять», дама Тенар подхватила осоловевшую от обилия впечатлений барышню под локоток и, не удосужившись запереть камеру (хоть за это спасибо ей!), попрощалась с арестантами самодовольным:

— Счастливо оставаться!

— Но как же!.. — встрепенулся залетный археолог, но возглас его пропал втуне, только из-за двери донеслось:

— И в уборную не провалитесь!

Мужчины остались в одиночестве: за решеткой, с упаковкой галет и чайником на двоих. Почему за решеткой? Да ведь в этой конуре и присесть больше негде, кроме как на арестантской лавке!

— А что будет, если мы… э-э… покинем сей приют самовольно? — поинтересовался Лэйгин, обращая внимание контрабандиста на незапертые двери. Дескать, ты ж и так преступник, кому как ни тебе из тюрем сбегать?

— Не советую, — лениво отозвался Берт. — Во-первых, идти пока все равно некуда. Без лордова дозволения вас, дружище, тут первый встречный обратно приведет. И учтите: ежели Скайра обычно только пугает, то Элисон Рэджис у нас контуженный и герой войны, между прочим. Он и шмальнуть может, и не промажет. А во-вторых, чем вас эмиссариат не устраивает?

И он повторил свою горячую речь о преимуществах ночевки за решеткой, ту самую, что уже держал пред его милостью лордом Эспитом. Только на сей раз прозвучало все шире и убедительней, потому как лорду все достоинства эмиссариата и его хозяйки были и так известны, а Лэйгин только-только получил первый опыт.

— И крыс тоже нет! — заключил Берт. — Удобства, правда, на дворе — дощатая такая будочка, не промахнетесь. Зато милостивая дама Тенар оставила нам целую кипу газет. О! И папиросы. Табак, правда, дрянной, но наша Скайра экономит на всем. Даже чулки штопает. Помню… — тут он сделала вид, что смутился, делясь с сокамерником интимными воспоминаниями, и умолк, напустив загадочности.

Взгляды, которыми чужак дарил суровую эспитскую стражницу, вызывали у Балгайра не ревность, но сочувствие.

«Тут тебе, дружок, не обломится, как не пыжься. Да и не только тут. У нас на Эспите все свободные бабы давным-давно разобраны».

Берт зевнул, поудобней расположился на лавке и развернул местную газету. Выпускал ее — под патронажем лорда Вардена, конечно! — эспитский почтарь. Пресс у него стоял маленький и древний, бумага тоже не отличалась белизной, но все ж таки печатное слово! Первую полосу занимали новости из метрополии — короткой строкой, по телеграфу много подробностей не передашь. Далее шли очерки и статейки местных жителей — в основном кляузы и сплетни. Доктор Хамнет на этот счет любил пошутить, мол, ежели «Барабан Эспита» измельчить, то яду хватит весь остров перетравить. Последнюю полосу традиционно отдавали под объявления. Драл за них почтарь три шкуры, то бишь по орику за слово, а потому эспитцы изворачивались, кто во что горазд. Шедевры лапидарности вроде: «Кастрация всем. Дешево!» в любой другой местности вызвала бы хохот, но обитатели Эспита, напротив, искренне восхищались умением госпожи Нихэль, ветеринарши, так кратко и емко формулировать свои мысли. Балгайр, пропустивший за время рейда множество событий из жизни Эспита, теперь вдумчиво и со вкусом наверстывал упущенное. И Лэйгину парочку газет перебросил на соседнюю лавку.

— Почитайте пока. Оно и полезно, и познавательно.

Делать было нечего, спать еще не хотелось, а, как известно, провинциальная пресса убаюкивает лучше мамочкиной колыбельной. Впрочем, в памяти Ланса не сохранилось прецедентов, когда бы Амандин Лэйгин снизошла до примитивных материнских обязанностей. Но газета — средство проверенное, половина передовицы гарантирует здоровый крепкий сон.

«Так-так, и что же у нас творится на славном Эспите. Ну-ка, ну-ка…»

Госпожа Нихэль, написавшая заметку под названием «Что надо знать о ящуре», явно обладала недюжинным литературным даром, ибо её живописания ужасов заражения буквально леденили кровь. Какой тут сон, когда надо срочно прокипятить всё молоко и забить всех зараженных животных?

— Кстати, а где больные овцы? — спросил Ланс, не в силах сдержать тревоги.

И в самом деле, кроме исполинской собаки дамы Тенар, он не увидел на острове ни одного четвероного. Положим, коров на Эспите просто не прокормишь, а кошки с собаками занимались своими невидимыми делами, остаются только овцы и козы.

— Сдохли, — меланхолично ответствовал Берт.

— От чего?

— От ящура, конечно!

И посмотрел, как на дурачка.

Тогда Ланс решил зайти с другой стороны.

— Много их было?

— Аж целых две штуки.

— Издеваетесь?