Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вон, уже принялся, раз перед Клубничкой решил своим хвостом ободранным потрясти…
С огромным удовольствием это петуха пощипаю.
К тому же, он не единственный, у кого глаза на мою девочку горят и слюни капают…
Когда мне еще пользоваться служебным положением, как не теперь?
Имею право за выслугу лет. Блядь.
— Катюша, ну что ж ты такая неприступная!
В голосе Хохлова слышится натуральное, не наигранное отчаяние. Довела я его, значит… Ну, это его проблемы. Я ничего не обещала, авансов не раздавала.
Поворачиваюсь, округляю глазки удивленно.
— Семен Владимирович… Я не понимаю…
— Семен, просил же! Мне не сто лет в обед, чтоб такие красивые девушки по имени-отчеству звали!
А в голосе раздражение прям.
— Простите… Я просто не могу, вы — мой руководитель практики… Деловой этикет, уважение к старшим…
Несу откровенный и циничный бред, с удовольствием отмечая, как краснеет его лицо после последних фраз.
Ну а что?
Нечего клеиться к молоденьким девочкам, если не хочешь выглядеть глупым похотливым стариканом… Хотя, ему, пожалуй, столько же лет, сколько и Зубову… Но того стариканом не назовешь даже в бреду. Так смотрит, так двигается, так сексом занимается, уверена, что многим фору даст…
Не вовремя выскочившие воспоминания про секс с Зубовым окрашивают щеки в красный, но я не пытаюсь унять себя. Пусть Хохлов думает, что это — смущение по его поводу. Не будет лишним, ой, не будет…
Непростой он мужик, этот Хохлов, несмотря на явный удар беса в ребро, случившийся так некстати.
Я за неделю имела возможность заценить не только его качества, как ученого, но и вполне себе дипломатические умения. То бишь, лизать жопу начальству Хохлов может виртуозно.
Васильев верит ему, берет помощником в несколько своих проектов, в том числе, связанных с Роскосмосом. А это — не просто деньги. Это — обеспечение себе работы на всю оставшуюся жизнь. Причем, высокооплачиваемой работы. Кто бы что ни говорил, а космическая программа — это визитка государства. На нее всегда будут выделяться деньги. Как и на оборонку.
Васильев топчет оба этих поля. Ценный, очень ценный кадр, судя по тому, что в центре сидит один из негласников конторы. Естественно, мы с Зубовым не обсуждали его задание на этом объекте, мы вообще ничего не успели обсудить, кроме его нелогичного желания взбаламутить жизнь моей дочери своим явлением, но я тоже не дура. Вроде бы. И понимаю, что Зубов не просто так сидит на воротах Центра исследований РАН.
Дай Бог, чтоб профилактически. Но для профилактики, подозреваю, тут вся охрана, и плюсом — сисадмин Виталик, с которым мы в последнее время сдружились.
Я более чем уверена, что у Виталика — погоны. Какой-нибудь капитан или майор даже… Очень удивлюсь, если это не так.
Но все-таки, судя по тому, что Зуб здесь опять под чужим именем, имеет место быть разработка.
Вот только, кого? Очень надеюсь, что не сотрудников отдела, где я практикуюсь. Ну, или хотя бы пусть все случится после того, как я допрактикуюсь… И пусть не с Васильевым. Может, тот мужик, что так удачно ломает то ногу, то руку, то голову? На чьем месте я сейчас сижу?
Хохлов, на мой взгляд, слишком хитер и мудровыебан для таких вещей. Он карьерист и жополиз. Такие обычно осторожны. И не любят рисковать.
И вообще… О чем я думаю? Может, Зубов ищет вообще не в моем отделе? У нас тут пять этажей безумных ученых. Ройся — не хочу.
Никаких фактов, что мои — самые безумные.
Хотя… Хохлов, вон, точно свихнулся.
Рожа красная, взгляд дурной, с обидой. Старым его обозвали, надо же!
— Понятно, Екатерина Михайловна, — цедит он сквозь зубы, — работайте, не буду отвлекать. А то у вас в последнем отчете были ошибки.
— Какие? — я не привыкла спускать такое, и сейчас не собираюсь. Знаем, плавали. Один раз промолчишь, и потом только и успевай уворачиваться от копыт.
Нет уж.
Обидки — обидками, а с работой у меня все отлично, нехрен поклеп возводить!
— У вас графики выстроены без учета… Э-э-э… Без учета!
— О-о-о! А можно пример? Чтоб я больше не путалась…
— Потом!
— Но мне сегодня уже сдавать…
— Пока так сдавайте.
— Но там же тогда ошибка…
— Я ее учту.
— Не надо! Я исправлю.
— У меня сейчас нет времени что-то вам показывать. Тем более, что это вы уже должны знать. Чему вас только учат в провинции!
— Хорошо, я отмечу тогда в отчете, что получила от вас замечание и не получила полной расшифровки данного замечания, вследствие чего не смогла исправить ошибку неясной этимологии…
— О-о-о! Екатерина Михайловна, прекратите уже. Я не буду ничего поправлять у вас! Успокойтесь.
— Нет, Семен Владимирович, при всем уважении, я не могу так. Если увидели вы, то Евгений Федорович точно заметит… Давайте, все же, я подстрахуюсь. А так как я не поняла, что за ошибку совершила, то я дословно приложу к отчету расшифровку нашей с вами беседы… Вы потом сами поясните Евгению Федоровичу, да?
И ресничками — хлоп!
Для закрепления образа непроходимой, но ужасно старательной дурочки.
— Хорошо, — Хохлов, надо сказать, сумел сохранить лицо. Кивает.
И выходит из кабинета.
А я спокойно продолжаю работать.
Посмотрим, посмеет ли он хоть что-то еще ляпнуть про мои отчеты.
Понятное дело, что Васильеву он ничего не скажет, потому что нечего говорить. Но вот врага я себе, похоже, нажила. Как ни старалась со всеми дружить, но не выходит.
С Хохловым дружба предполагает обмен органическими жидкостями, а на такое я не подписывалась.
Ну что же…
В принципе, времени у меня было предостаточно, чтоб хоть чуть-чуть закрепиться.
Проект мой за неделю очень даже поплотнел, оброс нужными данными и вычислениями.
Ну а чем еще заниматься, если с сексом облом?
Зубов, похоже, внял моим словам и твердо решил оставить меня в покое. Это хорошо.
Очень хорошо…
Хорошо, я сказала!
Для головы, занятой теперь исключительно работой, в первую очередь хорошо. Для моего будущего и будущего моей дочери — прекрасно.
А мнение недополучающего эндорфины организма вообще не спрашивают.
В конце концов, эти самые эндорфины у нас не только от секса вырабатываются.
Вот получу работу здесь, желательно, с таким же окладом, как у Хохлова, и будет мне счастье безграничное.