— Не очень хочу снова поднимать эту тему. Тем более мне уже перед тобой неловко.

— Катюш, ну мы ведь друзья. И я достаточно сделал дерьма, чтобы сейчас получать наказание в виде слезливых признаний в любви моему брату. Переживу. Я действительно волнуюсь.

— Никаких слезливых признаний, — смеюсь, — просто с Анькой поссорилась из-за него, а потом он и сам позвонил, нес какую-то чушь, и я немного расчувствовалась.

— Пошли послезавтра на вечеринку, а? Наш одногруппник, Серёга, зовёт всех на дачу. Думаю, тебе как раз стоит развеяться, что скажешь?

Мы подошли к моему дому и остановились у подъезда, как-то неловко глядя друг другу в глаза.

Развеяться… Наверное, было бы неплохо. Сейчас бы позвонить Аньке и спросить совета, но мы чуть повздорили, да и тема эта ей как кость поперек горла, опять бы начала говорить, какая я дура, что счастье своё упустила.

А где оно, счастье? Счастливо живёт в чужих объятиях. А мне чужого не надо.

— Думаю, можно, — пожимаю плечами, — почему нет? А там вся наша группа будет?

В разведку бы меня не взяли и военную тайну бы точно не доверили. Выкладываю все как на духу, даже не сделав паузу для драматизма.

— Специально спросил у Димы, он сказал, что они с Машей что-то уже запланировали. Подошёл потом уточнить, но был послан уничтожающим взглядом одной дамы, которая категорически плохо влияет на моего брата.

— Как хорошо, что меня это не волнует, — улыбаюсь и пожимаю плечами. Вижу, что Андрей мне не верит даже на секунду, но все равно уже. Буду повторять это как молитву три раза в день и рано или поздно сама в это поверю. — Идём. Думаю, будет весело.

— Будет, Катюш, ты не грусти только, — он раскрывает объятия, и я, чуть замявшись, ныряю в них, растворившись в теплоте и вкусном запахе одеколона.

— Это пройдет, — шмыгаю носом, замёрзла. Вечером на улице довольно прохладно, а я как-то слишком легко оделась.

— Пройдет обязательно. Ко мне же прошло, не страдаешь больше, — Андрей смеется надо мной, а мне хочется треснуть его за такие шуточки. Я уже сотню раз стукнула себе по лбу за свое поведение по отношению к близнецам.

— Ты такой козел, Семёнов, — фыркаю и отстраняюсь. Сейчас бы как в романтичных комедиях минутную неловкость и сладкий поцелуй, но… Но не та версия Семёнова нужна мне. Хоть убей, но не та.

— Это у нас семейное, — он смеётся и чуть отстраняется, внезапно наклонившись и поцеловав меня в нос. — Спокойной ночи, цыплёнок.

Андрей подмигивает мне и уходит, и, если бы не явные различия с братом, я бы с лёгкостью могла подумать, что передо мной был второй. Меня от этого прозвища даже в жар бросило. Ещё и голоса одинаковые… Ужас.

Захожу домой, бросаю сумку, громко вздыхаю и плетусь в спальню, чтобы просто натянуть на себя пижаму и уснуть самым крепким в мире сном. Эти эмоциональные качели меня порядком достали и вымотали настолько, что сил едва ли хватает принять душ.

Завязываю полотенце потуже, иду в комнату и хмурюсь: кажется, я не включала свет. Призраки? О, спасибо, только вас не хватало.

Крадусь до спальни с опаской, мало ли, кто там? А вдруг вор? А если маньяк? Страшно.

Но в комнате не вор. А вот по поводу маньяка я бы поспорила, потому что…

— Я соскучился, цыпленок.

Я бы с удовольствием описала свое состояние, но боюсь, что слов для этого подобрать не смогу.

Дима сидит на моей постели, улыбается как-то странно и смотрит так, словно мне по собственной квартире запрещено ходить в одном полотенце.

Какого хрена вообще?

У меня не осталось слов, эмоций, чувств. Есть только полное непонимание происходящего и ступор, из которого не могу выйти. Я просто тупо стою в дверях в комнату и смотрю на Семенова, который, кажется, себя чувствует просто великолепно.

— Удобно? — спрашиваю вмиг охрипшим голосом. В данную секунду я Диму ненавижу. Мне хочется подлететь и задушить его подушкой, ударить кулаком или хотя бы залепить звонкую пощечину. За то, что влюбил меня в себя нагло, а потом свалил как ни в чем не бывало к другой бабе, предварительно наговорив мне гадостей.

И да, я все ещё помню, что он мне ничего не обещал, но волнует меня это мало.

— Неплохо, — отвечает он, ухмыляясь, пока обида в моей душе стремительно подбрасывает дров в огонь злости. Медленно, но верно меня начинает колотить от эмоций, и положительных там нет.

— Ты зачем припёрся?

— Соскучился, говорю же.

Я все ещё стою в одном полотенце, прижимаю к груди, чтобы оно не слетело в самый ответственный момент. Во-первых, я видела, как у Димы срывает крышу, и вряд ли в этой ситуации он сможет остановиться. А во-вторых, я не готова быть яблоком раздора между такой прекрасной (нет) парой, как он и его драгоценная Маша. Не готова быть той, с кем изменили и участвовать в разборках. Я, конечно, не высоких моральных принципов, раз братьев по очереди люблю, но это уже совсем перебор.

— А может, просто перепутал? Нет, ну по ошибке не к той девушке приехал. А то такие одинаковые, даже не знаю, как ты различаешь, бедный. Я Катя, если что, Дим, ты, наверное, к Маше ехал, ты ее любишь, если ты забыл.

Злюсь и краснею, сжимаю кулаки до боли и даже чувствую, как тело пробивает дрожью. Меня дико раздражает, мне до ужаса обидно, даже слёзы под веками собираются, потому что по эмоциям абсолютный перебор.

Дима смотрит прямо в глаза и молчит, а металлический шарик пирсинга звонко стучит по зубам. О чем это он так крепко задумался?

Чувствую, как воздух из открытого окна неприятно холодит разгоряченную душем кожу и ежусь от противных мурашек. Замёрзла.

— Если думаешь, что ответить, то подумай на кухне, мне нужно одеться.

Он молчит ещё пару секунд и, кивнув, уходит на кухню, даже не задев меня плечом в проходе.

Переодеваюсь я спокойно, почему-то точно зная, что Дима не позволит себе ворваться в комнату и застать меня голышом. Доверять ему вряд ли можно, но я доверяю. И не зря. Он покорно сидит на кухне, когда выхожу к нему, намеренно надев безразмерную толстовку, чтобы он ненароком не обратил внимание на мой проколотый сосок. Быть причиной расставания пары я все ещё не готова, даже если одного из этой пары безответно люблю.

— Зачем пришел? — пытаюсь чем-то себя занять: ставлю чайник и достаю чашки, чтобы сделать кофе. Как он попал в квартиру, не спрашиваю, потому что, очевидно, он все ещё хранит у себя ключи от моей квартиры. Неужели у нас и замки на дверях с Машей одинаковые? Ну не жизнь, фильм какой-то.

— Я ведь ответил. Соскучился.

Дима не похож на себя. Он слишком молчаливый, довольно грустный и задумчивый. Обычно с ним проще, а тут словно с чужим человеком в комнате сижу. Мы, конечно, отдалились в последние дни, но не настолько же, чтобы неловкость в воздухе витала…